Я пожала плечами:
— Ни Катя, ни Нина, ни Элла, ни Олег не виноваты, все затеяли Алла и Виктор. Зачем бабке наказывать других членов семьи?
Платонов открыл машину.
— Старуха городская знаменитость, ей оказывают почет и уважение, семья Николаевых принадлежит к элите местного общества, и вдруг такой шмат грязи в нос: Аллочка меняет сына на отца. О рокировке сообщат все газеты околотка, думаю, через пару часов возле особняка бабки-героини появятся представители местных телеканалов и журналисты. Пресса бесцеремонна, российские репортеры взяли за образец худшую манеру поведения коллег из западных желтых изданий и могут превратить жизнь человека в кошмар, извратить события. Да что я тебе объясняю, сама знаешь.
— Елизавета Гавриловна очень печется о реноме семьи, — вздохнула я, — постоянно повторяет: «Не стоит забывать: вы — Николаевы, у нас безупречная репутация. Дома хоть поубивайте друг друга, а при посторонних держитесь так, как следует. Не позволю запятнать нашу фамилию». Похоже, ты прав, бабка не станет разбираться, кто прав, кто виноват, устроит родне аутодафе, каждому свой мешок «счастья» достанется.
— Потому Катя и решила удрать с подводной лодки, пока та тонуть не стала, — сказал Платонов. — Она могла не сдержаться, в ответ на очередную подколку Аллы шепнуть ей: «Или ты затыкаешься, или я расскажу бабке, что вы с Витькой развелись». Катя могла не знать про грядущий брак сестры со свекром, просто случайно увидела ее паспорт с печатью о разводе или услышала обрывки разговора сестры с мужем. Арефьевы решили не рисковать и отравили глупышку.
— Чем? — поинтересовалась я.
— Понятия не имею, — пожал плечами Платонов. — Женя уже голову сломал, пытаясь найти ответ на этот вопрос. Виктор читает кучу всякой ерунды и, возможно, в одной из книг наткнулся на изощренный способ убийства. Или сам придумал метод казни.
— Твоя версия имеет право на жизнь, — дипломатично согласилась я, — но есть небольшая заноза. Как выяснилось, желудок покойного Геннадия Петровича травмирован тем же способом. Но если в случае с Катей Арефьевы попадают под подозрение: у них был мотив, то профессор ушел к праотцам до свадьбы Аллы и Виктора. Зачем парню убивать ученого? Он с ним даже знаком не был.
— Одинаковый способ устранения жертв не всегда является свидетельством того, что их уничтожил один и тот же преступник, — возразил Андрей. — Был у нас случай с маньяком, который душил женщин пластиковыми пакетами из супермаркета «Кошка Бу». Отличное название, второго магазина с таким не сыскать, это не сеть, а небольшая лавочка. Короче, серийщика взяли, он сознался, стал сотрудничать, но от одного эпизода наотрез отказался. Пятнадцать жертв признал, а на шестнадцатой в истерику впал, стал орать: «Эту я не трогал!» Я ему возразил: «Слушай, тебе все равно пожизненное светит, почему ты вдруг очевидное отрицать решил?» А он визжит: «За содеянное мной отвечу, а за чужое не хочу». Начал я копать, и что выяснилось? Другой парень, который про маньяка ничего не слышал, свою любовницу таким же пакетом задушил. Совпадение. Вот и в этом деле, похоже, Катю лишили жизни сестра и ее муж, а профессора убил кто-то другой.
— Пирамидки с острыми гранями, которые дырявят желудок, большая редкость, — уперлась я.
— Пакеты с надписью «Кошка Бу» тоже, — не дрогнул Платонов.
— Ладно, — сдалась я, — пойду, заберу печенье и лягу спать.
* * *
— За коврижечкой прибежали? — спросила Лариса. — Вот она, свеженькая.
— Отлично, — обрадовалась я, — давайте ту, что с черносливом. Недавно к вам Элла заходила и купила печенье, но забыла пакет на прилавке.
— Если покупатель что оставил, я всегда верну в целости и сохранности, — кивнула кондитерша и нагнулась. — Вот бисквиты, я положила их под прилавок. Неудивительно, что у невестки память отшибло. Слышали, какое у Николаевых происшествие?
Я прикинулась удивленной.
— Нет.
У Ларисы загорелись глаза.
— Алку, старшую дочь Нинки, знаете?
— Очень поверхностно, — сухо ответила я, — красивая, хорошо воспитанная женщина.
Кондитерша легла грудью на прилавок.
— Что я вам расскажу! Алла сегодня мужа бросила, улетела с его отцом, своим свекром в Америку на ПМЖ. Иннокентий Ефимович в Нью-Йорке дом купил. О как! Вера Михайлова застукала парочку в аэропорту, они там сексом в разных позах занимались.
— Прямо на чемоданах? — серьезно спросила я.
Лариса выпрямилась.
— Чего?
— Алла и Иннокентий на глазах всего народа прямо на саквояжах в интимную связь вступили? — уточнила я. — Иначе откуда Вера про секс знает?
— До такого они пока не дошли, — противно захихикала Лариса, — в туалете устроились, в женском.
— А-а-а, — протянула я, — ясненько.
Кондитерша уловила в моем голосе иронические нотки, и ее понесло.
— Не верите? А зря! Свекор невестке шубу купил из соболя. Алка в ней в самолет шла.
— Небось вспотела, бедняга, — хмыкнула я, — жарко ведь в августе в дохе из меха.
— Пар костей не ломит, — заявила владелица лавки. — Алка топала вся в брюликах, на голове диадема. А потом Виктор появился, и драка случилась. Муж хотел Алку домой утянуть, а его папаша не дал, сцепились мужики не по-детски.
— Вот это да! — восхитилась я. — Прямо Санта-Барбара. И кто победил?
— Иннокентий Ефимович, — объявила сплетница. — Он невестку подхватил и в самолет унес. Короче, опозорила Алка семью Николаевых. Ко мне сегодня много народу заходило, и все только об этом судачили.
— Щелк-щелк… ложечка-корежечка, — прохрипел попугай из клетки, — бом-бом… шшш-шшш.
— Боня сегодня разговорился, — засмеялась Лариса, — с утра веселый.
— Шшш-шшш-чпок, — продолжала птица, — дзынь-дзынь-трык-трык-кхе-кхе. Щелк-щелк, ложечка-корежечка, бом-бом, шшш-шшш…
— И всегда одно и то же несет! — развеселилась Кузнецова. — Говорила уже, ни разу порядок не перепутал. Сначала щелкает, про столовый прибор вещает, затем бомкает и шипит. Сейчас следующую порцию выдаст.
Боня чуть наклонил голову.
— Шшш-шшш-чпок.
— Ну, что я вам говорила? — обрадовалась Лариса. — Ну, давай, ждем последнюю серию.
Птичка не подвела хозяйку.
— Дзынь-дзынь-трык-трык-кхе-кхе…
— Цирк в зоопарке! Ухохочешься от него! — продолжала веселиться кондитерша.
Дверной колокольчик звякнул, появился подросток в черных джинсах и красной рубашке.
— Сыночек пришел… — закудахтала Лариса. — Почему сердитый?
— Отстань, — бросило дитятко, заходя за прилавок и открывая кассу.
— Эй, эй, куда полез? — возмутилась мать.