Он вынул из чемодана жестяную коробку из-под печенья. Мать испекла ему любимый ежевичный пирог, а он совсем забыл о нем.
Анна позвонила в бар и заказала какой-то особенный ликер, того же густого лилового цвета, что и начинка пирога. Его принесли в тонюсеньких бокалах — не больше пальца в обхвате. Едва официант ушел и они взялись за бокалы, резко и нервно зазвонил телефон.
— Наверное, мама, — предположила Анна.
Гай взял трубку. Сначала он услышал телефонистку, а потом знакомый голос — громкий, взволнованный и настойчивый. Это была не миссис Фолкнер, а его собственная мать.
— Алло?
— Здравствуй, мама.
— Гай, тут несчастье.
— С кем?
— С Мириам.
— И что с ней? — прижимая трубку к уху, Гай обернулся и увидел, как изменилось лицо Анны.
— Она погибла. Вчера… — Голос матери сорвался.
— Что случилось?
— Вчера вечером… — Мать говорила с расстановкой и такой настойчивой пронзительностью, какую Гай слышал в ее голосе лишь пару раз в жизни. — Вчера вечером ее убили.
— Убили?!
— Гай, что произошло? — спросила Анна, вставая.
— Вчера вечером на озере. Кто — неизвестно.
— Ты…
— Ты можешь приехать?
— Да, мама. Но как? — глупо спросил Гай, выкручивая в руках телефон, словно мог выжать из него ответы. — Как?
— Задушили. — Единственное слово повисло в тишине.
— Ты… Она…
— Гай, что там? — Анна взяла его за руку.
— Я скоро буду. Сегодня же. Не волнуйся. — Он повесил трубку и медленно повернулся к Анне. — Мириам погибла.
— Ее убили? — шепотом переспросила Анна.
Гай кивнул и вдруг подумал: наверняка какая-то ошибка. Если об этом просто написали в газетах, еще не значит…
— Когда?
Хотя в газеты это еще попасть не могло, это же случилось вчера вечером…
— Вчера.
— А известно — кто?
— Нет. Мне надо быть там.
— Господи…
Он посмотрел на Анну, неподвижно стоящую перед ним, и повторил оглушенно:
— Мне надо быть там.
Он потянулся к телефону, однако Анна сама позвонила в аэропорт и, бегло говоря по-испански, забронировала билет.
Гай начал укладывать вещи. Вещей у него было совсем немного, но почему-то на сборы ушло много времени. Глядя на коричневый комод, он припоминал, все ли ящики проверил. И на том самом месте, где только что его внутренний взор радовал образ белоснежного дома, вдруг возникло хохочущее лицо Бруно — сперва изогнутый рот, а потом и все остальное. Бруно высовывал язык и сотрясался от беззвучного хохота. Гай встретился взглядом с Анной.
— Ты себя нормально чувствуешь? — спросила она обеспокоенно.
— Да, — ответил Гай и подумал, что вид у него наверняка прескверный.
А если это сделал Бруно? Разумеется, такого не может быть, но вдруг? Его поймали? А если он заявил, что они вместе спланировали убийство? От Бруно вполне можно подобного ожидать. Кто знает, что придет в голову невротичному ребенку!.. Гай пытался вспомнить все детали встречи в поезде, не сказал ли он в шутку, или со злости, или спьяну чего-то такого, что Бруно мог принять за согласие участвовать в его бредовом замысле. Нет, не сказал. И тем не менее в письме, которое Гай помнил наизусть, Бруно говорил: «…не могу выкинуть из головы нашу идею двойного убийства. Это вполне осуществимо. Вы даже не представляете, насколько я в этом уверен!» За окном самолета была чернота. Почему он почти не нервничает? Впереди в тусклом цилиндре самолета вспыхнул огонек спички — кто-то закурил. По салону потянулся запах мексиканского табака, едкий и тошнотворный. Гай посмотрел на часы — двадцать пять минут пятого.
Ближе к рассвету он уснул, убаюканный неровным гулом двигателей, которые будто стремились разорвать самолет, разорвать мысли и развеять обрывки по ветру. А когда проснулся, его встретило пасмурное утро и новая мысль: Мириам убил любовник. Это было так просто, так очевидно. Они поссорились, и он ее задушил. Подобные истории часто попадали в газеты, и фигурировали в них, как правило, женщины вроде Мириам. Вот, к примеру, статья на передовице мексиканской бульварной газетенки «Эль Графико». Гаю не удалось найти в аэропорту американской прессы, хотя он искал так упорно, что едва не опоздал на самолет. Пожалуйста, фотография: убийца скалит зубы и держит нож, которым зарезал свою любовницу. Статья наскучила Гаю на втором абзаце.
В аэропорту Меткалфа его встретил человек в штатском и попросил разрешения задать ему несколько вопросов. Вместе они сели в такси.
— Убийцу поймали? — первым делом спросил Гай.
— Нет.
У человека в штатском был изможденный вид, похоже, он не спал всю ночь — как и все прочие, собравшиеся в старом здании суда: репортеры, клерки, полицейские. Гай оглядел большой, обшитый деревом зал в поисках Бруно, сам не отдавая себе в этом отчета. Он закурил, кто-то поинтересовался, что это за сигареты, и Гай любезно протянул раскрытую пачку. Это были сигареты «Бельмонт», которые он прихватил у Анны, собирая вещи.
— Гай Дэниэл Хэйнс, проживает по адресу семьсот семнадцать, Эмброуз-стрит, Меткалф… Когда вы покинули Меткалф?.. А когда приехали в Мехико?
Заскрипели стулья, защелкала бесшумная пишущая машинка.
Подошел другой полицейский, с бляхой и в штатском. Пиджак на его толстом брюхе был расстегнут.
— Зачем вы ездили в Мехико?
— К друзьям.
— К кому именно.
— К Фолкнерам. К семье Алекса Фолкнера из Нью-Йорка.
— Почему вы не сообщили матери, куда едете?
— Я сообщил.
— Она не знала, где именно в Мехико вы остановились, — ровным тоном проговорил полицейский и заглянул в свои записи. — В воскресенье вы написали жене, требуя развода. Она вам ответила?
— Она хотела со мной встретиться.
— Но вы ведь не хотели с ней больше встречаться? — спросил чей-то тенорок.
Гай посмотрел на молодого полицейского и промолчал.
— Ребенок был ваш?
Гай раскрыл рот, но его перебили:
— Зачем вы встречались с женой на прошлой неделе?
— Вам же был очень нужен развод, мистер Хэйнс?
— Вы любите Анну Фолкнер?
Смех.
— Вам известно, что у вашей жены был любовник. Вы ревновали?
— Развод ведь зависел от этого ребенка?
— Довольно! — приказал кто-то.
Ему сунули под нос фотографию, и на секунду у Гая поплыло перед глазами от гнева. Темные волосы, длинное красивое лицо, глупые карие глаза, раздвоенный подбородок… Это лицо вполне могло принадлежать киноактеру, и не было необходимости пояснять Гаю, что это любовник Мириам. Человек с подобным лицом приглянулся ей три года назад.