— Это кто? — Громким шепотом спросил молодой урядник сержанта.
— Лиса Патрикеевна, кицуне по — японски. Нежить. — Сержант тоже вылез из‑под одеяла, держа дробовик в правой руке. Потер лицо свободной рукой, и подошел к нам. — Огневка, говоришь? Кончать будешь?
— Нет! Убей меня, но не тронь Таню! — Старшая вскочила, частично перекинувшись, и оскалив свои зубы. И снова, застонав, упала на колени.
— Чего медлишь, Василий? — Хмуро спросил Сергеевич, придерживая за ошейник Рафаля. — Прими на клинок, не мучь.
— Рука не поднимается, Мартын Сергеевич. Может, ты? — Лисичка упала на землю, обессилев, и обернулась в девочку максимум семи годов от роду. И хоть я знал, что ей не меньше двухсот, все равно было тяжело.
— Нет, твоя добыча. — Покачал головой старший. — Отпустить огневку мы не можем. Мы не судьи, Вась, выбора у нас нет. Хотя, у лис выбор есть.
— Предстать перед инквизитором? — Я поглядел на лисиц. Младшая переползла к матери, и обняв ее, утнулась ей в грудь. Лицо старшей уже ничего не выражало. — Патрикеевна, как твое имя?
— Полина, это мое истинное имя. Мы готовы предстать перед людским судом. — На вернувшем людской облик лице лисицы застыло спокойствие. — Готовь сосуд, человек.
— Хм… — Я смущенно поглядел на спасателя. — Мартын Сергеевич, не одолжишь флягу?
— Не одолжу. Полусотня, золотом. — Спасатель вытащил из подсумка небольшую флягу. Неброская, в простом суконном чехле. Но верхний слой серебро, внутренный медь. Причем фляга очень прочная, просто так не испортишь. — А то учишь вас, молодых, учишь.
— Но это тройная цена. — вяло попытался возразить я, внутренне уже согласившись.
— ты где‑то видишь лавку, торгующую артефактами? Не мука тебе, а впредь наука. — И я поймал брошенную мне емкость.
— Ну, ладно. — Я откупорил довольно увесистый сосуд, поглядел на лисиц.
И те, расплывшись туманом, втекли во флягу. Мне осталось только плотно закрутить пробку, и зафиксировать ее чекой.
— Ну, теперь у тебя есть свой собственный геморрой. — Усмехнулся Сергеевич, подходя к кострищу, и складывая сухие сучья в колодец. — Давайте, подъем. Раз уж встали, сварганим хороший завтрак. Все едино скоро светает.
— А почему не убили? Нежить же? — Урядник повесил на перекладину закопченный чайник. Молодец парнишка, сориентировался, воды принес.
— Кицунэ сложно назвать нежитью, Клим. — Я присел на свою лежанку, крутя в руках флягу. — Скорее, нелюдь. Мы слишком мало знаем обо всем этом еще, слишком мало информации. Кицунэ опасны, могут и убить, но обычно просто морочат — крутят. Стараются не лить кровь, хотя и при поглощении души живого становятся резко сильнее. Но это редкость, Клим. Обычно они поглощают бродячие души, всякие полтергейсты, приведения, прочие неупокои. Они разумны, у них устойчивое тело, хоть людское, хоть лисье, хотя как это у них получается — никто пока объяснить толком не может. Вообще, эти лисы стоят особняком. Да и встречаются редко, очень редко. Я и не думал, что около нас живет семья этих особей. Теперь понятно, почему с этой стороны старого города относительно спокойно, кицунэ не терпят конкурентов. Не зря у мамаши целых пять хвостов, на ее счету минимум полсотни неупокоев.
— Как понять — устойчивое тело? — Молодой урядник с опаской поглядел на мою флягу. Кстати!
— Сергеевич, держи. — Я вытащил из кошелька пять золотых дукатов, и передал ему. Один дукат равен нашему червонцу. Так что в расчете.
Сейчас народу мало, и бумажных денег почти нет. Серебро, золото, никель для мелочи. Иногда платина встречается. У меня лежат в ячейке банка несколько платиновых талеров. Точнее, целых десять, на пятьсот рублей. Плюс золотом и серебром еще на столько же. На свой дом коплю, надо свою крышу над головой, вечно у матери жить не получится.
— Вот молодец. — Кивнул спасатель, принимая деньги, и пряча их в свой портмоне. — А насчет устойчивого тела — в лисьем обличье они себя как настоящие лисы ведут, охотятся, едят кроликов, зайцев, птицу давят, да они в людском обличье от людей почти не отличаются. С ними даже трахаются иногда, хотя тут некрофилией отдает.
— Экзотичненько так. — Усмехнулся я, пряча флягу в мародерку. После чего взялся за завтрак, а то эти наготовят.
В котел бросил нарезанного копченого сала и лука, быстренько обжарил, залил водой, дождался когда закипит и всыпал гречневый концентрат. И через двадцать минут все ждали, когда остынет порция Рафаля, поставленная в родник.
— Сень, ты мешай, мешай. — Не выдержал Клим, принюхиваясь к котлу. — Тут же слюной истечешь!
— Кто мешает, того бьют. Я перемешиваю. — Важно воздел вверх ложку Семен. Ткнул пальцем в собачью порцию, и вытащил ее из родничка. — Рафаль, кушай. На здороье.
Псину не пришлось уговаривать дважды, хоть и собаки не очень любят гречку. Но тут такой мясной дух от каши идет, что на самом деле слюнки текут. Очень неплохие концентраты делают на нашей фабрике, точнее — отличные!
— Так, давайте чашки, орлы. Сначала орлы старшие. — Я плюхнул пару поварешек в миску Сергеича, передал ему ее, и принял миску сержанта…
— Так, теперь следим в оба, до старого города осталось чуть. — Старший поудобнее перехватил свой дробовик. Мы поднялись на насыпь древней дороги. На ней хоть и проросли деревья и трава, но идти все равно удобнее, чем внизу.
Никаких старых машин, дорожных указателей, вообще ничего железного здесь не было. Отсюда все что могли, то вывезли. Здесь это было сделать проще всего. Насколько я знаю, отсюда неподалеку вообще одно время стан был разбит, где разбирались на запчасти машины, складировалось уцелевшее имущество. Там сейчас пусто, да и расположен этот стан несколько в другом месте, овчар Шушкиной бежал так, как ему больше понравилось.
— А где? — Клим явно нервничал, перебирая пальцами по своей винтовке. Тоже штатная, кстати, у нас что для армии, что для полиции делают оружие одинаковое.
— За холмом, километрах в пяти. — Я его прекрасно понял.
Город уже ощутимо давил. Мы, некроманты, это выносили намного проще, было ясно что и как. А вот народ простой плющило не по — детски, заставляя нервничать.
Ночами в городе простому человеку вообще лучше не оставаться, можно и сдвиг крыши заработать. Или какой‑либо неупокой захватит, майся потом с одержимым. Далеко не каждого можно обратно вернуть, даже если аккуратно спеленать успевают.
Рафаль уверенно тянул нас по старой дороге, так что вскоре мы встали на гребне холма. Снизу развалился, по — другому и не скажешь, заросший американским кленом и осинником старый город.
— Ох ты ж твою маман! — Клим сбил на затылок форменную фуражку, застыв в восхищении.
— Ну да, ну да. — Задумчиво кивнул старший, неторопливо осматривая руины в бинокль.