– Что за хрень ты несешь? Они ничего не сделали! Тебе нужен только я. Это меня тебе надо убить.
– Они помогли организовать побег. В Доктрине Геи ясно говориться, какое за это полагается наказание.
– Да засунь эту Доктрину знаешь куда?! – выплюнул Беллами. – Мы на Земле, хоть, может, ты этого и не заметил.
– Я не вижу причин отказываться от принципов, которые на протяжении веков способствовали процветанию человечества, только потому, что мы приземлились.
За всю свою жизнь Уэллс никогда не испытывал такого безыскусного, чистого отвращения, как сейчас.
– Мой отец не согласился бы с вами, и вам это известно.
Родос сузил глаза:
– Твоего отца тут нет, Уэллс. И на случай, если ты был слишком занят соблазнением каких-нибудь малолетних преступниц, – он стрельнул взглядом в Кларк, – чтобы в должной мере уделить внимание урокам гражданского права, хочу сказать тебе, что сын Канцлера не входит в число тех, кто тут распоряжается. Здесь главный я, и я приговариваю вас троих к смертной казни через расстрел. Она состоится с первым лучом солнца.
Уэллс услышал, как рядом с ним ахнула Кларк, и все его тело занемело. Он ждал, что испуг или злость еще как-то дадут о себе знать, но этого не произошло. Возможно, какая-то его часть ожидала такого поворота событий и знала, что он этого заслуживает. Хотя Родос не имел представления о том, что Уэллс натворил на корабле, сам он прекрасно знал, что их друзья и соседи оказались из-за него обречены на медленную смерть от кислородного голодания. По крайней мере, если его расстреляют, ему не придется встретиться лицом к лицу с последствиями своего поступка. Не придется еженощно представлять Колонию, на которой в скором времени останутся лишь безмолвные, неподвижные трупы.
– Господи, Беллами! – вернул Уэллса к реальности крик Октавии.
Девочка бежала к ним, и ее лицо было грязным и заплаканным. Дорогу ей преградили двое охранников, она сопротивлялась, но тщетно. Беллами выкрикнул имя сестры и дернулся в ее сторону, но охранник ткнул ему под ребра пистолетом.
– Прекратите, – рыдала Октивия, – отпустите его, пожалуйста.
– Да все путем, О, – хрипло сказал Беллами, стараясь дышать ровно, – все со мной нормально.
– Нет! Я не дам им сделать это с тобой!
Вокруг начали собираться люди. К Октавии подошла Лила, и Уэллсу на миг показалось, что та собирается оттащить младшую девочку в сторону, но вместо этого она обняла Октавию и демонстративно уставилась на охранников. Потом к девушкам присоединились Антонио, Дмитрий, Тамсин и другие ребята, среди которых был даже Грэхем. Вскоре возле тюремной хижины полукругом стояло человек пятьдесят.
– Все назад, – скомандовал Родос. Когда никто не двинулся с места, он сделал знак охранникам, и те грозно шагнули к толпе. – Я сказал, разойдись.
Но никто не отступил, даже когда охранники подняли к плечам свои пистолеты (половина из них целилась в пленников, а половина в толпу). Некоторые ребята из числа самых младших, казалось, нервничали, но остальные смотрели на Уэллса, Беллами и Кларк, и бунтарство смешивалось в их глазах с чем-то еще. Возможно, с надеждой.
Независимо от того, чем все это закончится, они нуждались в том, чтобы увидеть, как их настоящий лидер одержит верх. Уэллс готов был пожертвовать собой, если бы это означало, что больше никто не пострадает, и уж конечно не собирался праздновать труса перед лицом смерти. Он повернулся к своему ненавистному врагу Родосу, вздернул подбородок и уставился на него.
Беллами подошел еще ближе к Уэллсу и встал с ним плечом к плечу. По тому, как сжались его челюсти, Уэллс понял, что брат думает так же, как и он сам. А Кларк придвинулась к Беллами, и теперь они втроем не сводили глаз с Вице-канцлера. Уэллс отогнал представшую перед его мысленным взором картину, на которой они трое истекают кровью, лежа на земле, и одновременно испускают последний вздох. Теперь Беллами и Кларк смотрели на него. Все мышцы Беллами были напряжены, его тело кипело энергией. Он был воплощением решимости и силы: никогда прежде Уэллс не видел его таким. Глаза Кларк почти что светились от бурлящих эмоций, их наполняли ошеломившие Уэллса ярость и целеустремленность.
– О’кей, пошевеливайтесь, – сказал один из охранников.
Кто-то, подойдя сзади, завязал Уэллсу глаза, потом его схватили за руки и куда-то поволокли.
– Куда вы меня тащите? – крикнул Уэллс, упираясь ступнями в землю. Из-за повязки на глазах он мог ориентироваться лишь по слуху, но доносящиеся до ушей стоны и шарканье никак не помогли ему понять, что происходит с Кларк или с Беллами.
Он сопротивлялся своим конвоирам, но не мог ничего с ними поделать. Сцепив зубы, он боролся с нахлынувшей паникой. В конце концов, последним, что он увидел, были отважные лица Беллами и Кларк, и это поможет ему продержаться еще несколько часов. Уэллс знал, что в последний раз видел сейчас Землю.
К тому времени, когда с их глаз снимут повязки, в голове каждого из них будет сидеть по пуле.
У него не было способа узнать, действительно ли Родос станет ждать рассвета. С повязкой на глазах Беллами не мог видеть, взошло ли солнце, хотя из-за запаха покрытой росой травы склонен был считать, что все еще темно. Определенно, свой последний рассвет он уже встретил. К тому времени, когда небо снова порозовеет, он будет мертв. Они все трое будут мертвы.
Беллами провел адову ночку, прислушиваясь к звукам, которые могли бы хоть что-то сообщить ему о Кларк (ее заперли где-то в другом месте). Он не знал, что хуже: слышать ее крики боли и отчаяния или не слышать вообще ничего, гадая, жива ли еще его любимая.
Тишина оказалась совершенно невыносимой, потому что мозг Беллами самостоятельно додумывал всякие ужасные звуки. Вот Кларк рыдает, оплакивая последние часы своей ускользающей жизни и понимая, что ей не суждено больше никогда увидеть своих родителей. Вот тишину разрывают звуки выстрелов, и сердце Беллами тоже словно разрывается на части.
Двое охранников отконвоировали Беллами к центру поляны (во всяком случае, ему так показалось) и привязали его к дереву. Какая-то крохотная, чокнутая часть его личности готова была расхохотаться. Так вот какой конец его ждет после всех совершенных им ошибок и нарушенных правил! Следовало бы догадаться, что ему предназначено нечто драматичное, вроде публичной казни на опасной планете. И никакой обыденной нуднятины! Он сожалел лишь о том, что расстрел увидит Октавия. Думать о том, каково ей придется в одиночку, было тяжело, но в последние несколько недель сестренка доказала, что обладает крутым нравом и сможет о себе позаботиться. Так что в основном его огорчало, что ее заставят присутствовать на казни. Беллами было слышно, как охранники ходят по лагерю, выгоняя из хижин всех подряд – хоть взрослых, хоть подростков, – чтобы те стали свидетелями события, которое Родос небось считает самым важным в истории Земли за последние триста лет, а именно восстановления порядка на дикой, варварской планете.