– И развитие растений! – пришёл на выручку сестре Горохов.
– Не вопите с места! Сколько раз повторять! Сядь, Горохов. Итак, повторим тему и поскачем дальше! Вспоминаем: при помощи каких клеток происходит неполовое размножение? Ивашов, может, ты нам расскажешь? Только чётко! Без лирических отступлений в духе «Хочу всё знать!»
Я пожал плечами и встал. Думал я при этом о Лене – надо бы было побежать за ней.
– Неполовое размножение происходит при помощи спор, – начал я на автомате. Оно свойственно низшим растениям и высшим споровым, например, грибам.
– Всё, достаточно! – Гренадерша взмахнула указкой, словно плетью. – Про грибы не надо! Иначе слюнки потекут!
Я словно очнулся, может, потому, что она вспомнила про грибы, а я из-за всех этих переживаний ужасно проголодался. Сейчас бы в буфет! Наверное, и Лена там.
Но спросил я совершенно о другом, даже сам удивился:
– А правда, что голубая роза считается символом таинственности, загадочности и недоступности?
– При чём тут голубая роза, Ивашов? – опешила Гренадерша. – Мы изучаем споры, понимаешь? Ещё нужно влияние условий среды на прорастание семени повторить. А у тебя чем голова занята? – и тут же, без перехода задумчиво добавила: – Да, эти розы считаются символом таинственности! Кстати, недавно мне их преподнёс мой одноклассник. Говорит, большая редкость, прямо из Австралии!
От неожиданности я сел. Ничего себе! Пупс, что ли, её одноклассник?
Больше никаких особых событий в школе не произошло. Лена вернулась в класс. С Василисой они старались взглядами не встречаться. Ко мне никто не приставал.
После уроков я отправился в мастерскую к Петру. На этот раз мы писали натюрморт с цветами. Пётр был какой-то рассеянный, а меня Лёха спросил:
– Ты чего такой пришибленный?
Я промолчал, он сказал: – Понял, меня нет.
А я водил кистью по бумаге и думал, что мне точно надо посидеть в своём углу, на чердаке, и хотя бы на время забыть о так внезапно навалившейся на меня бурной жизни, от которой я уже немного утомился. Просто посидеть в тишине и полистать старые книги. Пусть и на непонятном языке. Да хоть на древнеегипетском. Мне надо собраться с мыслями. А для этого дать своему мозгу три команды: первую – «Мозг, отдыхай!», вторую – «Мозг, сам разбирайся с проблемами!» и третью – «Мозг, сделай выводы!»
Наконец часам к трём я освободился и отправился к заброшенному дому на Большой Моховой. Здесь, у этого особнячка, прохожие редки не только ночью, но и днём. Тут нет магазинов, с одной стороны пустырь, а с другой начинается длинный овраг, который тянется на несколько сотен метров.
Но в тот день я ещё издалека услышал странные звуки, словно кто-то кричал в рупор, отдавая команды.
К дому я подойти не смог. Всё было огорожено, и двое полицейских никого не пропускали. Вообще-то, никаких зевак и не было, только я и подошёл.
Один из полицейских окликнул меня:
– Эй, пацан, ты куда? Здесь проход запрещён! Поворачивай назад!
– А что тут делают? – прикинулся я дурачком. – Мне на ту сторону надо…
– Кино снимают, – добродушно ответил второй. – Фильм-катастрофу.
– Катастрофу, – хмыкнул первый. – Какие в наших местах катастрофы? Триллер снимают! Фильм ужасов! Иди-иди, тут смотреть нечего. Только шуму много и дыма…
Я потоптался ещё минутку, а потом сообразил, что могу пробраться к дому со стороны оврага, но вдруг увидел, как толстый мужчина с буйной шевелюрой отчитывает хрупкую девушку в бейсболке:
– Ты ещё вчера должна была привести этого мальчишку! Чтобы через час он был здесь! Какая безответственность! Ты понимаешь, что режешь меня без ножа? Карякин нас убьёт!
– Что я, виновата, что ли? – оправдывалась девушка. – Он заболел! Свинкой…
– Какой свинкой? Он что, единственный мальчишка в этом городе? Ты первый год в кино?! Могла бы найти другого дублёра!
Тут толстяк заметил меня, и в глазах у него появилась надежда.
– Мальчик! Мальчик! – крикнул он мне. – Хочешь заработать?
– Аркадий Львович, – запротестовала девушка, – нельзя без разрешения родителей!
– Под твою ответственность! – отмахнулся толстяк.
В принципе, деньги никогда не помешают. К тому же, как я понял, у киношников проблема: нет пацана, который через час должен был сниматься.
– Понимаешь, мальчик, – мужчина пролез под оградительной лентой и поспешил ко мне, – у нас заболел дублёр. А ты на него очень похож. Никто ничего не заметит. Мы тебя снимем со спины. Тебе надо залезть на чердак вон по той лестнице. Ничего опасного. Мы тебя подстрахуем. Да ещё и хорошо заплатим.
Если бы он знал, что я по этой лестнице взбирался уже раз сто и в основном ночью, то про страховку даже и не упомянул бы.
– Полторы тысячи заплатим! – продолжал уговаривать киношник. – Это почти как актёру седьмой категории! Соглашайся!
Ничего себе, подумал я, сколько же они платят актёру первой категории? Хорошая профессия. Но я решил стать журналистом, писать репортажи для какого-нибудь крупного журнала путешествий и ездить по всему миру. По-моему, тоже неплохо. Хотя, может, ещё передумаю. У меня ведь страсть к изобретениям. А как это совместить, я ещё не придумал. Или стану путешественником-изобретателем.
– Хорошо, – сказал я. – А это долго?
– Не волнуйся, мальчик, – засуетился Аркадий Львович. – Ксюша, моя ассистентка, тебе всё объяснит. Только тебя придётся загримировать.
– Зачем? – спросил я. – Меня же со спины будут снимать.
– Так надо, – сказал толстяк и добавил: – А вдруг!
Что «а вдруг», он не объяснил, а девушка в бейсболке, та самая Ксюша, потащила меня мимо полицейских куда-то за ленту, под один из трёх навесов. Раньше их на пустыре не было.
– Ты посиди тут, – она кивнула на складной брезентовый стульчик, – а я найду гримёра.
Ксюша убежала. Под навес зашёл парень с ужасной раной на щеке. Я вытаращился на него, а он засмеялся и сказал:
– Не боись, это грим! Меня монстр якобы когтем задел, – парень помахал рукой перед моим носом. – Ты чего, сдрейфил, что ли? Не дрейфь… Это ж сказка… кино.
Парень лёг на надувной матрас, прикрыл глаза пальцами и спросил:
– Тебя как зовут? Только не говори, что Ваня… Потому что это уже не смешно.
– А меня правда Ваня зовут, – улыбнулся я и привстал. – Иван Ивашов!
– Да ладно! – парень сел. – Выходит, мы тёзки. Представляешь, у меня в каждом городе по одному знакомому Ивану. Человек сто, наверное. И все – отличные ребята!
– А вы актёр? – спросил я.
– А что, по мне не видно? – улыбка у Ивана была открытая, как у знаменитого американского писателя Джека Лондона, чью фотографию я вырезал из журнала и повесил в рамочке над кроватью.