Последнюю ночь решили совсем не спать. То Аннушка, то Листовский пели песни под гитару, кто-то им подтягивал, кто-то просто слушал. Янка смотрела на каждого и будто прощалась. Правда ведь неизвестно, когда теперь увидятся. Восемь лет они учились вместе, дружили, а сейчас, всего за год, такими далёкими стали! И даже Майка. А ведь казалось, что ничто их не разлучит, что такая дружба на всю жизнь, и всю жизнь будут понимать друг друга с полумысли! Но вот пять дней идут бок о бок и даже не о чем поговорить… Ну, обсудили Майкино большое событие, её поступление в колледж, ну рассказала Янка про Глеба, про зимний поход, про Таля и даже чуть-чуть про Дашин день рождения, но без подробностей, потому что боялась, что Майка нарушит что-то своими вопросами и комментариями. Про Таля Майка сказала:
– Да ну… Какой-то он не прикольный. Глеб хоть стильный такой был, харизматичный, а этот… какой-то неотёсанный.
– Ну, у нас с тобой всегда были разные вкусы на парней, – усмехнулась Янка. «Неотёсанный» Таль все эти дни как-то незаметно был рядом. Вроде, и не говорили ни о чём, Янка его даже не очень замечала, но стоило ей упасть на спуске, как кто-то помогал подняться, и этот «кто-то» был Таль. А когда Рябинин подходил, вроде, просто так, но Янка нутром чувствовала, что не просто, и Таль тут же оказывался рядом, спокойно вставал по другую сторону. И Янка уже не сомневалась, с кем её сердце.
Поход закончили в Рыбачьем. День провели на море и вот уже погрузились в автобус на Симферополь. Янка хотела ехать провожать одноклассников до поезда, но был вечер, как обратно-то добираться? Она с каким-то непонятным облегчением обнялась с каждым и подумала, что да, лучше ей с Талем и Тарасом домой, чем с ними в Симферополь. Майка даже всплакнула.
– Ну, ты пиши… и приезжай. Пусть отец оплатит, чего он?
– Да ладно, Май, сейчас-то уже – когда, скоро школа начнётся.
– Ну, на Новый год!
– На Новый год постараюсь. Ты тоже пиши. А то забудешь меня в своём колледже…
– Тебя забудешь…
Автобус мигнул габаритными огнями и, чуть покачиваясь, повёз одноклассников в Симферополь. Янке было грустно.
Дом показался маленьким и тесным. Она уже знала этот секретик: когда возвращаешься из поездок, особенно летом, первый день кажется, что комната стала ниже и уже. Потом это проходит. Янка села на диван. Её комнату в скворечнике сдали, опять придётся мучаться на раскладушке! Пришла мама. Встала у стола.
– Яна… нам надо серьёзно поговорить.
Ого! Как-то Янка побаивалась таких слов и интонаций.
– Как твои ребята?
И Янка сразу поняла, что мама не знает, как начать «серьёзный разговор», что специально тянет.
– Хорошо ребята. Свои же, – усмехнулась Янка.
– Вот и хорошо! Рада, что ты… ну, что вы не растеряли связей, общаетесь…
Янка давно заметила, что если мама не знает, как сказать что-то важное, она начинает разговаривать штампованными, пафосными фразами, как плохие учителя в школе.
Янке тревожно стало. В прошлый раз это ничем хорошим не кончилось. Ну а теперь-то что? Замуж, что ли, выходит? Да ради Бога! Только если он будет изводить их с Ростиком, как папа Варю…
– Нам надо вернуться домой.
– Что?!
– Не кричи, – поморщилась мама. – Здесь никаких перспектив. Ни для тебя, ни для меня, ни для Ростика. У него, оказывается, большие проблемы в школе. Я с ним уже не справляюсь, ты мне совсем не помогаешь, ты скоро закончишь школу, надо думать о будущем образовании. Здесь ты не сможешь никуда поступить, ты даже языка толком не знаешь и вообще… Там у папы и у меня есть знакомые, всё-таки проще. Ростика вообще надо срочно увозить, он с какой-то шпаной связался…
– Да разобралась я уже со всеми! И там, что ли, шпаны нет?
– Яна! Ну, что ты так всё буквально воспринимаешь? И разве я не права? Про образование. И вообще: ты не хочешь домой?
– Ты весь этот год говорила, что наш дом здесь.
– Просто мы с папой подумали…
– С кем вы подумали?!
– Яна, ну зачем ты так? Он же всё равно твой отец, какая разница, что у нас с ним, ты ведь дочь, и он очень переживает…
Первое, что Янка почувствовала, было… облегчение. Домой! В свой город, в свою квартиру, где можно хлопать дверями, и где все предметы знакомы тебе с детства! Домой! Не надо будет мыть полы и слушать издёвки Шрамко! И тут же она будто с разбега врезалась в бетонную стену… Домой? Ведь они же гордые, они не простили, они уехали, а теперь они вернутся, и она пойдёт опять в свой класс, и все будут так сочувственно на неё смотреть, сочувственно, да, но с оттенком презрения – поманил папочка, вы и прискакали? И она, Янка, этому рада? Она так разозлилась на себя за это чувство облегчения, что заткнула уши. Она вспомнила Варины слова, все её рассказы, и вдруг всё сложилось у неё в голове, как пазл. Она чётко поняла, что они возвращаются не просто домой. Они возвращаются к нему. К папе. Возвращаются, потому что он попросил.
– Значит, ты его простила.
Мама покраснела. Опустила глаза.
– Я знаю, тебе трудно это понять… но мы всё-таки так долго с ним прожили. Нас многое связывает.
– Он же тебе изменил!
– Каждый человек может ошибаться.
Лицо у мамы – непрошибаемое. И голос. Янка прекрасно знала, что когда у неё такое лицо, её ничем не проймёшь, бесполезно. Она представила, как они снова будут жить в своей квартире, все вчетвером, завтракать вместе, вечером телевизор смотреть, ёлку на Новый год наряжать. Можно будет уже не думать о деньгах, не работать. Мама опять будет всегда дома… Ты же этого так хотела, Янка, ещё год назад, когда тебя только привезли сюда! А то, что он жил весь этот год с другой женщиной, спал с ней, целовал её – это забыть?
– Ты из-за денег к нему едешь.
– Что?!
– За ним ведь как за каменной стеной. Работать не надо. Напрягаться не надо. Он всё для нас сделает. Тем более теперь. Когда виноват.
– Ты многого не понимаешь, – устало сказала мама. Она постарела за этот год и подурнела, но Янке не хотелось её жалеть.
– Ты же мне сама говорила, что надо гордость иметь, что…
– Ой, Яна! – досадливо поморщилась мама. – Нет у меня сил на гордость! Вы растёте, надо о вашем будущем думать, а как я вас обеспечу? Продавец в ларьке… Ростик совсем от рук отбился, ты вся в своём Тале, до нас тебе и дела нет! Не до гордости тут!
– А гордость… она, значит, такая, да? Захотел – достал из кармана, захотел – спрятал?
– Ну хватит! – рассвирепела мама. – Ты сама живёшь, как за стеной! Возвела вокруг себя забор! Тебе ни до кого из нас нет дела! Ты знаешь, каково мне приходится на этой работе? Или ты думаешь, раз мне тридцать восемь лет, то всё кончено, я должна забыть о себе? А я тоже жить хочу! Хоть немного! Хоть какой-то просвет увидеть! А папа? Ты хоть раз подумала, каково ему там? Да, он полюбил другую, но он живой человек, живой, а не робот! Он имеет право и полюбить и разлюбить! Меня! А не вас! Ты хоть раз подумала о нём? Позвонила? Написала? Знаешь, как он там изводится, как скучает, не по мне, конечно, мне и не надо, но ты его кровь и плоть, он мучается от угрызений совести! Но разве тебе это интересно, ты же у нас всё про всех знаешь, живёшь сама по себе и всегда права! И я не к нему еду, потому что он не любит меня больше! Я просто еду! Я везу любимому мужчине его детей!