– Пока, милая Нелл, я не стану этого делать. Не из страха, не думай… Меня очень тревожит кое-что в поведении Гортензии.
– Лично меня в поведении Гортензии тревожит очень многое, – возразила моя подруга, – но это вовсе не значит, что она убийца.
– А помнишь, как она на днях ела яблоки? Скушала половину корзины. Причем она съедает столько яблок каждый день. Я потихоньку узнала об этом на кухне.
– Ест много яблок? И что тут такого подозрительного?
– Ничего, если не откладываешь при этом косточки.
– Косточки? В яблоках нет косточек… А-а-а, поняла: вы в Америке яблочные семечки зовете косточками? – улыбнулась я.
– Какая разница, как мы их зовем? В больших количествах они ядовиты, точно так же, как персиковые косточки, которые вы, англичане, наверное, зовете «зернышками».
Пропустив колкость Ирен мимо ушей, я спросила:
– Но как ей удается давать королю смертельные дозы яблочных семечек?
– Их можно перемолоть и добавлять в пюре или чай. В этой книге приводится интересный случай с одним господином, который так любил яблочные косточки, что съедал по горсти каждый день и при этом себя превосходно чувствовал, – дело в том, что человеческий организм привыкает к яду в малых дозах. И вот в один прекрасный день он стрескал огромное количество косточек, которые долго перед этим копил, и подписал тем самым себе смертный приговор. На следующий день он был мертвее мертвого, и даже привычка к яду его не спасла. И вот мне в голову пришла мысль: а вдруг Гортензия, прежде чем нанести последний смертельный удар, решила предварительно ослабить здоровье короля? Учитывая его возраст и состояние, ему вполне хватит полчашки косточек. Их легко растереть и добавить в пирог, или в отвар, или в суп.
– Значит, по-твоему, убийца – Гортензия? Но зачем ей убивать короля?
Ирен, нахмурившись, захлопнула книгу и спрятала ее в карман широкой юбки.
– Может, убийца Гортензия, может – Бернард. Не знаю. Пока я ни в чем не уверена. Ты совершенно правильно заметила, у них должен быть серьезный мотив. Да, мне они оба не нравятся, но это не делает их автоматически убийцами.
– Ты, как и Вилли, любишь объективность, – заметила я.
– Именно так, моя милая Нелл. Я хорошенько все обдумаю, а заодно расспрошу прислугу, как, чем и когда кормят больного короля…
– И ты еще надеешься, что не привлечешь к себе при этом внимания? Ирен, если король умрет от яда, в убийстве скорее заподозрят тебя, чем любого из членов семьи.
– Меня?
Кронпринц настолько вскружил моей подруге голову, что она отказывалась видеть даже очевидное. А ведь когда-то Ирен была такая практичная!
– Ты хочешь стать членом королевской семьи, но при этом простолюдинка. Допустим, кронпринцу плевать на твое происхождение, вот только его семье – нет. Если король поправится, он может заставить вас расстаться.
Ирен резко встала:
– В таком случае, я должна разгадать эту головоломку, чтобы снять эти подозрения и вывести себя из-под удара. Да и тебя тоже.
– А при чем здесь я?
– Подумай, моя проницательная Нелл. Или ты забыла, что мы дружим со школьной скамьи? Кого, скорее всего, обвинят в соучастии преступлению?
– Меня? О боже…
– Слишком часто мы не видим того, что у нас прямо под носом. – Пожав плечами, Ирен улыбнулась: – Так или иначе, у нас есть определенные успехи. Надо полагать, через день-два все окончательно станет ясно. Беспокоиться не о чем.
Прихватив с собой книжку, открывшую нам глаза на происходящее, мы, не без чувства самодовольства, вышли из библиотеки. И я, и Ирен вполне имели право гордиться своей сообразительностью.
Уже через день Ирен проклинала себя за то, что взяла книгу с собой, однако пути назад уже не было. Король умер. Весь замок полнился слухами об отравлении. Расспросы Ирен, пусть и аккуратные, слуги хорошо запомнили, и это только подлило масла в огонь.
Уже через несколько часов после смерти монарха во все концы Австро-Венгерской империи летели телеграммы ближним и дальним родственникам, которые тут же сорвались с мест, чтобы поспеть на торжественные похороны. Принц ни с кем не общался – даже с Ирен.
Мы мерили шагами покои, чувствуя себя мухами в паутине. Об отъезде не шло и речи. Также мы не могли ни открыто заявить о своих подозрениях, ни выступить в защиту собственной невиновности. Замок тайно, но при этом методично обыскивали – Гортензия быстро обнаружила пропажу из библиотеки книги о травах.
– Давай я вынесу книгу и где-нибудь ее спрячу, – предложила я.
– Нет, так ты подвергнешься еще большей опасности. Пока они еще не смели обыскивать наши покои. – Ирен встала и окинула взглядом батарею склянок со снадобьями, выстроившуюся у нее на туалетном столике. – Интересно, а вдруг какой-нибудь из этих эликсиров можно обратить во зло, а я об этом даже и не догадываюсь…
– Или же вдруг в одну из склянок влили яд, чтобы подозрение пало на тебя?
– Я смотрю, жизнь в Богемии идет тебе на пользу. Твой ум стал куда острее. Вот что, дай-ка мне свечу. Да, и себе тоже возьми.
Когда подруга наклонила свечу и закапал расплавленный воск, у меня перехватило дыхание:
– Что ты делаешь! Ты же испортишь кружево!
Пропустив мои слова мимо ушей, Ирен взяла в руки одну из склянок и стала поливать воском щелку между стеклянной затычкой и горлышком. Когда воск застыл, подруга с удовлетворением поставила флакон на место и принялась опечатывать следующий.
– Если будет нужно, склянки все равно откроют, – предупредила я, взяв в руки бутылочку и присоединяясь к Ирен.
– Ну что ж, в таком случае мы, по крайней мере, будем знать, что их кто-то трогал.
– А как же твое горло? – запоздало спохватилась я.
– С этого дня буду ограничиваться чаем с медом. Никаких иноземных отваров, – Ирен клятвенно прижала руку к сердцу. – Ну а теперь мне надо выяснить обстоятельства смерти короля. Поскольку принц настолько занят подготовкой к похоронам, что на аудиенцию с ним рассчитывать не приходится, придется заняться расследованием за ужином.
– Ирен, неужели ты хочешь прямо за столом допрашивать людей, только что потерявших близкого человека?
– Пенелопа, у меня просто нет другого выхода. В противном случае убийца уйдет от ответственности, а подозрение падет на невинных. Например, на нас с тобой.
Я знала любовь Ирен ковать железо, пока оно горячо, и поэтому, наряжаясь в черное перед ужином, пожалела, что не могу надеть кольчугу.
Подруга явилась на трапезу в платье из черного бархата с оголенной шеей, на которой скорбно поблескивало ожерелье из граненых ониксов. Как обычно, даже траур невероятно шел Ирен, будто играя ей на руку. Новоявленный король, сидевший во главе стола, с обожанием уставился на Адлер. Гортензия с явным неодобрением обмахивалась веером, напоминая кошку, недовольно мотающую хвостом.