Вкусный чай был у дедушки Эхо, а чумсинкино варенье еще вкуснее. Потом дедушка Эхо проводил Асю наверх.
— За сад не беспокойся. Чумсики очень ответственные и много их, без присмотра не оставят.
Ася закрыла за собой дверцу и прыгнула вниз. Она так давно не летала, что даже прыгать было страшно.
— Аська! — услышала она, приземлившись. К ней бежала Маша Скрябинская. — Ты с ума сошла? Ты разбиться хочешь?
— Она к Кукумберу в изолятор хочет, — пропела насмешливо Настя Вигилянская, и Ася вдруг увидела, что она совсем не красивая. Ну, вот ни капельки!
Незаметно подошла ночь на Ивана Купалу. Вечером в седьмой отряд пришла старшая вожатая Жанна. Она теперь часто приходила. Девочки в отряде опекали Асю, а вожатые опекали Лену. Жанна сказала:
— Кто знает, какой сегодня праздник?
— Ночь на Ивана Купалу! — вскочила Ася. Как она могла забыть?!
Ведь гномы еще вчера ее предупредили. А она со своими садовыми заботами чуть не прозевала!
— Да. Ночь на Ивана Купалу. Ты чего вскочила, Ася?
— Нет-нет! — Ася смутилась и села на место.
— В такую ночь просто грех в корпусе сидеть.
Седьмой отряд отреагировал бурно.
— Сегодня ночь волшебная, раз в году такая бывает. Так что собирайтесь, девочки, гадать пойдем.
— А мы?! — возмутились мальчишки.
— А мужчинам на гадании нельзя присутствовать. Еще смеяться будете над нашими суевериями. Но за вами сейчас Жора придет. У него для вас дело.
Больше возражений не было. Только Наташка Петрова надулась. С одной стороны, она тоже против всяких суеверий, но с другой — не идти же с мальчишками. Жанна попросила девочек вести себя потише и повела к Дальним воротам.
Отбой уже протрубили. В старших отрядах шли вечерние огоньки, малыши спали. Мягкие июньские сумерки растушевали краски, приглушили звуки. Тихо было у горизонта, тихо на земле. По дороге Жанна завела девочек на футбольное поле, и они долго плели венки из душицы, клевера, травы и белых пушистых цветов с горьковатым запахом, которые очень нравились Асе.
Жанна раздала всем разноцветные тесемочки, каждой — свою, чтобы венки перевязать.
— Только запомните, у кого какая тесьма.
— А зачем, Жанна?
— Потом узнаете.
Уже совсем стемнело, когда они вышли за ворота лагеря и пошли по дороге к железнодорожному мосту. Проходя мимо кострового острова, Наташка Петрова сказала грустно:
— Так ни одного костра у нас и не было.
— Ой, смотри, Жанна! Там костер! — воскликнула Полина.
— Наверное, опять у первого отряда, — фыркнула Настя Вигилянская.
— Наверное, — согласилась Жанна.
— А у нас? У нас так и не будет? — стали приставать девочки.
Но Жанна уверила, что когда-нибудь… когда-нибудь обязательно! Наконец, они спустились на поляну к самой реке, и Жанна сказала, что венки надо в воду опускать. Гадание такое. Как венок поплывет, такая у девушки жизнь будет.
— Только сначала надо песню Ивану Купале спеть, лето задобрить. Кто какую хороводную знает? Ну, или хотя бы просто подходящую русскую народную?
Стали вспоминать, то одну, то другую предлагали, но каждый знал только какую-то свою песню, а так, чтобы всем в хороводе спеть, не знали ни одной.
— Так уж и ни одной? — хитро улыбнулась Жанна. — Что же вы, зря к Ирине Николаевне на музыкальный час ходили?
— Ой, правда! — тут же вспомнили и обрадовались девочки.
Красивую песню выучила с ними Ирина Николаевна, светлую, медленную. Она была не ивано-купальская, но все равно очень подходила к сегодняшнему тихому вечеру. Девочки встали в круг и запели, сначала нестройно, неуверенно, неловко хихикая над собой:
Лен над водой,
Ой, лен над водой,
Лен над водой расстилается.
Жених у ворот,
Ой, жених у ворот,
Жених у ворот дожидается.
Но Жанна пела очень проникновенно, и девочки тоже стали серьезными. Песня окрепла, набрала силу:
Вывели ему,
Ой, вывели ему,
Вывели ему
Ворона коня.
«Это не мое,
Ой, это не мое,
Это не мое,
Это тестя мого…»
Потом жених так же отказался и от «сундука добра» — сказал, что это тещино. Асе эта песня очень нравилась. В ней было что-то такое настоящее, чего она словами и объяснить не могла. Какая-то старинная печаль и сила. И Ася бы даже слова все выучила и пела бы со всеми, если бы Настя Вигилянская в первый же день не сказала томно:
— Столько песен про Анастасию, я прямо не знаю! Ну, просто через одну! Про Настю да про Настю!
Но сейчас, на берегу, в сумерках, Ася подумала, что ну ее, эту Вигилянскую, песня-то здесь при чем? И стала подпевать:
Вывели ему,
Ой, вывели ему,
Вывели ему
Свет Настасьюшку.
«Это вот мое,
Ой, это вот мое,
Это вот моя
Верносуженая».
И пошли они,
Ой, и пошли они,
И пошли они,
Взявшись за руки…
Хорошо было. И от теплого вечера, и от песни, и от горького запаха белых цветов. И девочки все такие свои, такие родные, а все, что вначале было, то когда это было! Варя Жилова стояла в хороводе напротив Аси и улыбалась. Сегодня утром Варя тоже пришла в сад помогать. Ее Сашенька привела. И когда отдыхали под яблоней, Варя вдруг сказала:
— Знаете, а я загадала: вот расчистим сад, и Кукумбер поправится.
— Он и так поправится, — хмуро сказал Азат, — и хватит его уже Кукумбером называть!
— Чего ты кричишь? — удивилась Сашенька и сжала Варину руку. Потом они потихоньку вернули на место ведра и тяпку с лопатой. Собаки Михалыча завиляли хвостами, увидев Асю, стали ласкаться.
— И как ты их не боишься? — восхитился Кирилл. Тогда Варя, влюбленная в Кирилла, взяла и тоже погладила огромного Боя. Он ткнулся ей в колени. Варя ойкнула и тихонько засмеялась…
Теплый вечер медленно погас, перелился в звездную светлую ночь. Жанна сказала, что пора спускаться к реке. Она раздала девочкам маленькие тонкие свечки, их закрепили на венках, зажгли и спустили венки на воду.
— А если кто из ребят венок поймает, тот и суженый твой.
Все разом притихли, и стало очень торжественно. Ася зашла в воду по колено, подальше от всех, даже закатанные джинсы намокли. Вода была медленная, мягкая, теплая. Она подхватила Асин венок, вынесла на стремнину, закрутила и понесла. Огоньки свечек дрожали. Самих венков уже не было видно, только эти неяркие огоньки. Девочки молча смотрели им вслед. «Это вот мое, ой, это вот мое…» — звучало у Аси в голове.