– Он знает, что я жива.
– Но он предупредил тебя в Монте-Карло, чтобы ты избегали тех дел, которые касаются его. Я знаю, что ты задумала, не отпирайся! Ты сразу же кинешься искать доктора Уотсона, который связан с мистером Холмсом. И тут-то ты и попадешь прямиком в пасть змеи. И разрушишь свою анонимность.
– Боже мой, – спокойно произнесла Ирен, – ты выстроила целую теорию. Действительно, будет неразумно уехать с континента. Тут ты права, Нелл, – добавила она более покладисто. – Я бы сразу же нашла доктора Уотсона, чтобы узнать, не он ли спас мистера Стенхоупа, хотя совпадение… ну, скажем, маловероятно. – Она вздохнула и замолчала.
Я закрыла дневник и посмотрела на Годфри, который наблюдал за понуро склоненной головой супруги с беспокойством или, по крайней мере, с удивлением. Наконец Ирен резко выпрямилась, и впервые за все утро ее манера поведения стала оживленной.
– Ну конечно! Вот решение! Нелл, твоя непогрешимая логика еще раз указала мне путь. Ты должна поехать в Лондон с Годфри, а я останусь в безопасности в Париже, где меня не найдут. Как я могла упустить из виду такой очевидный выход?
– Я? И Годфри? Но…
– Тебе не угрожает опасность быть узнанной, и Годфри тоже. Никто из вас не был столь широко известен в Лондоне, как я. Или вы вели двойную жизнь?.. Нет. Конечно, вы оба умеете держаться скромно, не в пример мне. А раз Нелл беспокоилась бы во время моей поездки в Лондон…
– Я бы и беспокоилась.
– Я останусь здесь, дома в Нёйи, и буду сама беспокоиться о тебе! – Ирен откинулась на спинку стула со счастливым выражением ребенка, которому удалось избежать отхода ко сну, убедив гувернантку начать новую игру.
– Почему вообще кто-то должен ехать в Лондон? – пробормотала я.
– Потому что, дорогая Нелл, капитан Морган очень опасный человек. К тому же он идет по следу не только бедного мистера Стенхоупа, но и человека, которого мистер Стенхоуп надеется защитить. А теперь капитан Морган убежден, что мы вовлечены в интригу. Надо поглубже покопаться в деле если не ради чужих, то ради наших собственных шкур. Разве я не права?
– Мне не нравится твое выражение.
– Какое выражение?
– Про шкуры, – пояснила я. – Я достаточно насмотрелась на шкуры медведей, и мне совсем не хочется сталкиваться со змеиными шкурами в любой форме, пусть даже метафорической, как в реплике капитана Моргана.
Годфри рассмеялся:
– Деваться некуда, дорогая Нелл. Ирен попросила, чтобы коронер парижской полиции осмотрел… э-э… погибшую кобру, а также ее жертву. Он обещал заехать завтра, и полагаю, он так и сделает.
– Ты согласен с моим планом, Годфри? – требовательно вмешалась Ирен.
Он на мгновение задумался, с любовью глядя на жену:
– Я согласен, что надо действовать. Нравится нам это или нет, наша заинтересованность в Стенхоупе привлекла внимание людей с весьма зловещими целями… как по отношению к Стенхоупу, так и ко всем нам.
– Значит, решено! – Ирен встала и принялась с шелестом отряхивать свой халат из тафты. – Я останусь здесь и буду искать змей разных видов, пока вы оба отправитесь в Лондон и расспросите обо всем врача по имени Уотсон, который служил в Афганистане. – Она вздохнула и завистливо посмотрела на меня: – Думаю, моя дорогая Нелл, ты выбрала лучшую роль.
– Весь мир – театр [39] , – объявил попугай, словно суфлер.
Подозреваю, таковым он и был.
Есть одна радость в приготовлениях к путешествию: они так занимают ум, что замечательно заглушают текущие потрясения и разочарования от жизненных неурядиц.
Итак, в те два дня, которые предшествовали нашему с Годфри внезапному отъезду, я была похожа на человека, быстро двигающегося сквозь туман. В голове роились мысли о Квентине Стенхоупе, в то время как руки споро разбирали английские блузы и чулки, корсеты и воротнички.
Хотя я прекрасно знала, что поездка – как и все недавние начинания Ирен – спланирована с целью отвлечь меня от попыток образумить и сдержать подругу, я также чувствовала некий скрытый мотив. Однако я не могла препятствовать стремлению примадонны защитить Квентина вне зависимости от того, насколько грубо он обошелся со мной. Я так радовалась своей удавшейся попытке убедить Ирен остаться в безопасности, что не разглядела за ней очевидный факт: если мы с Годфри удачно проведем расследование, в Лондоне я почти наверняка снова встречу Квентина.
Много раз я ловила себя на том, что стою в оцепенении, прижав к груди охапку сложенных юбок, а сердце бьется часто и громко. Я переложила последнюю тетрадку дневника из одного тайника в другой, а затем все-таки упаковала его в свой чемодан. Если со мной что-то произойдет или пароход утонет в канале, пусть та же участь ждет и мои записи.
Я почти не думала об Ирен или Годфри, моем спутнике в грядущем путешествии. Впервые я столкнулась с настолько неотложным делом, что мои собственные интересы, какие бы они ни были, отступили перед неизбывным стремлением посвятить себя заботе о других. Я не желала тратить время на размышления о бытовых мелочах. Даже Люциферу, с удрученным видом устроившемуся на моем покрывале, оставалось лишь наблюдать, как поднимается уровень содержимого в моем чемодане. Казанова, пытаясь привлечь мое внимание, выдавал все новые вариации серенад на тему «Птичка хочет печеньку», но все было напрасно.
Не изменив своей привычке к эффективной организации, Годфри отправился забронировать для нас билеты из Кале. Нам предстояло короткое путешествие на поезде, затем спокойное, как я надеялась, пересечение Канала и еще один короткий переезд на другом берегу. Признаюсь, меня очень волновало предвкушение новой встречи с Лондоном, возможности дышать воздухом Британии. Без сомнения, в этом и заключалась единственная причина, по которой сердце у меня время от времени немного замирало, а дыхание перехватывало.
– Он здесь! – объявила Ирен на следующий день, останавливаясь, запыхавшись, на пороге моей комнаты.
Только один мужчина (за исключением Годфри) мог вызвать у нее столь неожиданное воодушевление, когда щеки розовели, а в глазах загорался огонь, – посланник из царства преступлений и хаоса, лежащего за пределами жизни большинства приличных людей.
Я отложила маленькую стопку носовых платков и спустилась вниз, где в нашей гостиной расположился представитель префектуры полиции Парижа.
Годфри как раз наливал ему шерри – парижские служители закона всегда готовы совмещать дело с удовольствием – и кивнул в мою сторону, когда я вошла после Ирен:
– Наша дорогая подруга, мисс Хаксли. Нелл, это доктор Совер.
Я кивнула человеку, внешне напоминающему ежа: непослушные пучки растрепанных волос торчали во все стороны вокруг ярких карих глаз и далекого от изящества, но впечатляющего носа.