– Ты не шутишь, дядечка?

– Какие шутки? Дело, сама понимаешь, непростое, дилетантов не любит. Кому другому ни за что не доверил бы, но на тебя полагаюсь: знаю, что не подведёшь.

– Я ведь тоже дилетант…

– Не скромничай. Работу мою изучила, разбираешься. Я тебе задачу изложу, а по ходу сама поймёшь, как её лучше выполнить. Согласна?

– Конечно, дядечка! Что делать надо?

– Во-первых, послезавтра полетишь на Урал.

– Куда?

– На Урал. Там всё и состоится.

Ульяна размышляла секунду, не дольше. На Урал так на Урал. Ни разу восточнее Казани не ездила, будет, о чём осенью сочинение написать на тему «Как я провела лето». В стихах, Мирре Лохвицкой на зависть.

– Можешь отказаться, – подковырнул Потап Васильевич, уловив заминку.

– Дядечка!

– Ладно, ладно, это я так, уточнил на всякий случай. Рад, что поездка тебя не смущает. Тем более не одна будешь, за тобой Рада присмотрит.

– Не надо за мной присматривать, сама справлюсь!

– Не гоношись! – осадил племянницу Потап Васильевич. – Она тоже не на прогулку едет. Смекаешь?

– Смекаю. Какая же у нас задача, дядечка?

– Не по телефону, Ульяш. Не забывай: в нашей работе главное – абсолютная секретность.

Если произойдёт утечка информации – пиши пропало.

– Помню, – проговорила Ульяна и внутренне вся поджалась.

Она действительно помнила: секретность, секретность и ещё раз секретность. Работа у дяди щекотливая – что называется, на грани. Неловкое движение сделаешь, грань переступишь – и кранты. А клиенты у него те ещё, спуску не дадут.

– Рассчитываю на тебя, Ульяш. Не подведи.

– Не подведу, дядечка. Не под-ве-ду. Водилась за ней такая привычка: ключевые слова повторять и раскладывать их на слоги – для убедительности.

– Ты, кстати, одна сейчас? Посторонних нет?

– Я дома, дядечка. Тут нет посторонних.

– Это я так, на всякий случай уточнил… Можешь подъехать ко мне на Мясницкую? Там всё и обговорим.

– Конечно!

– Хорошо. Пришлю Жору с машиной, жди.

– Не надо, дядечка. Я на метро доберусь.

– Зачем же на метро-то?

– Для секретности, – ответила она и подмигнула своему отражению в зеркале.

Часть 1
Вверх!

Глава 1

в которой начинают происходить необъяснимые и невозможные события

Люсьена и Вилли Ульяна невзлюбила сразу. С первого же вопроса, заданного старшим из братьев, как только вся компания перезнакомилась и уселась в самолёт:

– Ты кто? Тебя в списке не было.

Ульяна, которую угораздило сесть рядом с ними, неприязненно покосилась на Люсьена. Таких людей она оценивала мгновенно. Качок, рубаха от бицепсов по швам расходится, а в котелке не больше одной извилины.

– Я вне списка, – процедила она, взирая на него сверху вниз (благо рост позволял). И замолчала, давая понять, что общение с подобными особями считает ниже своего достоинства.

Очкарик Вилли не понравился ей по другой причине: он вовсе не обратил внимания на её присутствие – скукожился себе возле иллюминатора и давай долбить по клавиатуре ноутбука, как дятел по сосне. Ульяна решила поначалу, что в какую-нибудь дебильную «Кваку» рубится, но потом, осторожно вытянув шею, увидела на дисплее вереницы непонятных цифирей. Ясно – ботаник. Грызун гранита, будущий Эйнштейн.

Ульяну кольнула игла ревности. Надобно тебе сказать, читатель, что в отдалённых планах девочки значилось получение Нобелевской премии по литературе. А что? Её давно уже никому из россиян не давали. Последним был Бродский в 1987-м, да и тот эмигрант. Нобелевские премии нашим вообще очень туго дают, и каждый раз это такое событие, что вся страна гудит. В себе Ульяна не сомневалась – получит обязательно, но, как показывает история, не раньше пятидесяти, то есть ещё лет тридцать семь подождать придётся. А вдруг этот ходячий арифмометр раньше неё престижную награду отхватит? Весь эффект тогда пропадёт. Математикам, правда, Нобелевскую премию не присуждают, но он ведь может не в математики, а в физики-ядерщики податься…

Настроение у Ульяны испортилось, и, чтобы отвлечься, она стала думать о дядином поручении. Не провалить бы! Она уже чуть не опростоволосилась перед посадкой: углядела в толпе пассажиров Раду, шагнула к ней, чтобы поздороваться, но вовремя пришёл на память наказ Потапа Васильевича: «Вы не знакомы». Дядиных сотрудников она знала как облупленных, но состроила равнодушную мину, и только когда Рада сама окликнула её («Девочка! Рыженькая! Ты с Денисом Александровичем? Значит, в одной команде будем, очень приятно…»), соизволила коротко кивнуть и назвать своё имя. Ещё и губы надула – в знак обиды на «рыженькую».

Денис Александрович Румянцев, отец Вилли и Люсьена, не произвёл на неё никакого впечатления. Толстосум, но не жмот – вот и всё, что можно было сказать о нём по первым минутам знакомства. Дядя советовал: «Понаблюдай за ним». Ладно, понаблюдаем. Затесался ещё в их компанию какой-то Руслан – лет тридцати, живчик с уловимым кавказским акцентом. На его счёт никаких инструкций у Ульяны не имелось.

Когда через полчаса после взлёта она пошла прогуляться в хвост салона, Люсьен пихнул локтём погружённого в мудрёные вычисления брата.

– Вил, как тебе эта дылда?

Вилли оторвался от ноутбука, задрал очки на лоб.

– Какая дылда?

– Ну эта… Ульяна. Которая с нами летит.

– Не знаю. Не разглядывал.

– Воображает много. Вымахала под два метра и думает, что всё можно.

Ульяна и впрямь была высоковата для своих лет, но Люсьен, который считал себя недостаточно рослым, малость преувеличивал.

– Да? – Вилли подумал, потом опустил очки на нос. – Не заметил.

И опять уткнулся в свои интегралы с логарифмами.

– Ничего ты не замечаешь, – проворчал Люсьен. – Слепошарый.

В Челябинск прилетели днём и успели дотемна на двух такси добраться до расположенного в предгорье городка, который Денис Александрович назвал местом основного базирования. Базой послужила городская гостиница – с виду невзрачная, но по условиям вполне сносная. Вилли с Люсьеном, привыкшие к отелям высокого класса, раза два просыпались ночью, опасаясь клопов и прочих тварей, могущих водиться в плинтусах и матрасах. В итоге, понятное дело, не выспались, за завтраком наперебой зевали и хохлились над чашками с кофе. Ульяна же, как менее избалованная, спала до утра сном праведницы и встала свежей и розовощёкой, как только что выдернутая из грядки морковка.