Семенов усмехнулся. Он всегда гордился своей сдержанностью и мужским достоинством, а тут – как старой бабе, охота сплетни послушать. Стыдно! Но очень хочется.
И – не удержался. Выбрав местечко для дневки и выдав осунувшемуся артиллеристу самогонки – попугивал, честно говоря, вид Середы, бледный что-то был артиллерист и руку свою теперь как-то особенно берег, все-таки досталось ему, видать, серьезно, и болела теперь раненая рука… не хватало еще, чтобы расхворался он тут. Так вот, выдав водки и озадачив бурята оборудованием лежбища, повел в сторонку потомка – за еловым лапником, попутно жалея, что нигде прежде не попался топорик, без топорика трудновато в лесу штыком обходиться.
Когда остановились и Семенов повернулся к Лехе лицом – тот тут же шепотом заявил:
– Брось, понял я все. Зря встрепнул. Буду осторожнее, честно.
И видно было, что – осознал. Минуту еще боец помариновал провинившегося строгим взглядом – как это делали перед строем ротный и взводный, потом не утерпел и спросил:
– Они что, и правда за три месяца хотели нам шею сломать?
– Да, у них такой план был. Я фильм видел… – Тут потомок запнулся, но, видно, что-то вспомнил и поправился: – План «Барбаросса» это называлось.
– И что – Москву возьмут? Как Наполеон?
– Нет, помнится, с Москвой у них все раком пошло. Торбой с кручи, – не очень понятно, но явно стараясь говорить как можно доходчивее для красноармейца, выразил свою мысль потомок.
– А мерзнуть эти сволочи будут?
– Еще как! Вот что будут – так это мерзнуть, – со злорадным удовлетворением сказал в ответ Леха.
Красноармеец вздохнул. Пустячок вроде, а все в радость. Боялся он услышать, что отделаются эти фрицы, принесшие столько ужаса и лишений, легким испугом. Спрашивать дальше не решился, закончил разговор. Ну его, узнаешь что лишнее… Ни к чему, не баба же он, любопытство сгубить может, особенно в серьезных делах. Идти еще далеко, трудности предполагались серьезные.
На том беседа закончилась, и оба пошли помогать в обустройстве лежбища. Теперь надо было отдохнуть перед следующим рывком. Завтра перед рассветом как раз надо будет двинуться дальше. Одна радость – теперь в места поглухоманнее идти надо будет, опасность нежеланной встречи ниже гораздо. Это хорошо, не надо нам напарываться на всякие неприятности, наелись их уже досыта.
Эммануил Моравец, инженер-механик, мастер организации Тодта [108]
Мощный «вандерер» нес нас по просторам покоренной России. Отличная машина! Герр Генрих, правда, иногда ругается – мол, мощности мало ему, полного привода не хватает, длинная база. Зато и клиренс очень большой – мы где уже только не пролезали на ней! Хотя по правде говоря, заслуга в этом – герра Генриха. У него любая машина едет так, как он хочет. А эту машину он вообще сам купил. Говорит, когда его решили отправить сюда, то сказали, что пока машин свободных нет. Так он просто пошел и выплатил стоимость машины в кассу. И теперь воюет на своей машине.
В этом весь герр Генрих. Генрих Ремлингер, ветеран Великой войны, ветеран «Автокорпуса», мотогонщик, путешественник, охотник. Очень смелый и решительный человек, даже резкий, любитель подраться. В Белостоке он, говорят, в одиночку дрался с тремя танкистами в каком-то ресторане – они обозвали его тыловой крысой. И спас танкистов только патруль, прибежавший на шум. Причем, когда их разняли, герр Генрих чуть не силой усадил всех, в том числе и патруль, за стол и заказал на всех пива. В деньгах у него, по его словам, никогда не было нужды – даже в голодные послевоенные годы. Я помню это страшное время детскими воспоминаниями, мне было пять лет, когда кончилась война. Не лучшие воспоминания, поверьте: даже у нас в Чехии было нехорошо, а в Германии, говорят, и совсем плохо.
Однако герр Генрих и тогда не голодал. И дело не в его происхождении – наоборот, он спас семью отца от разорения. Умный и решительный, он строил железные дороги в Африке, участвовал в ралли, работал в России. На память о тех временах у него шрам на руке – следы укуса какого-то хищника, и черная повязка на левом глазу – авария на мотогонках. Его везде ценили и платили очень хорошо. А уж после начала возрождения – и подавно. Фюрер поднял страну из праха, специалисты нужны были везде. «Автокорпус» даже проводил в его родном городке гонки для юношей на мотоциклах в его честь.
И выглядит мой товарищ очень импозантно, по-мужски. Военная форма ему к лицу, хотя это не совсем наша форма. То есть она наша, чешская – такую носили военные в Чехии до воссоединения с рейхом, – но отличается от вермахтовской и цветом и видом. Постоянно из-за этого путаница с армейцами. То и дело возникают недоразумения, наших сотрудников и обстреливали, и в плен брали. Принимая за русских, разумеется. Даже несмотря на заметные издалека нарукавные повязки – для совсем уж слепых идиотов.
Я немножко завидую умению герра Генриха носить форму так подчеркнуто элегантно. На мне она сидит чуточку мешковато, и мне никак не удается приобрести такой же бравый вид. Но все же лучше хоть такая униформа, чем гражданская одежда – так мы работали во Франции, и путаницы с армейскими энтузиастами было еще больше: прекрасно помню, как один такой герой сорвал нам ремонт дороги, просто разогнав своим танком наших рабочих.
Эти армейские болваны ни в грош нас не ставили, а ведь именно наша работа – вместе с работой саперных батальонов – обеспечивает кровоснабжение армии: своевременную доставку грузов, починку дорог и мостов, возведение фортификационных сооружений. Теперь, когда мы полностью военизированы, работать стало куда проще.
Герру Генриху в этом помогает и замечательно сделанная цепочка с миниатюрными копиями его наград, красующаяся над левым нагрудным карманом кителя. Сейчас многие носят на мундире колодки с цветными ленточками. Это практичнее, но миниатюры красивее, и я иногда ими любуюсь, особенно мне нравится почетный олимпийский знак, он очень красиво нарисован. А я не чужд прекрасному. Разумеется, Железный Крест мужественнее и почетнее, зато олимпийский знак вручался куда меньшему количеству людей. К тому же я знаю, что это и немножко реклама – миниатюры сделаны в собственной мастерской герра Ремлингера. Сейчас на войне награды даются куда охотнее, и потому работой мастерская будет обеспечена на все сто процентов.
А еще, и это главное, герр Генрих – замечательный, талантливый инженер и отличный организатор. Он словно видит механизмы, строения и сами процессы насквозь: такое впечатление, что в его голове работает какая-то уникальная, безукоризненная счетная машина. Он, как говорят, инженер от Бога.
И именно на этом мы с ним и сдружились. Несмотря на разницу в возрасте и положении, а также на то, что он не допускает никакого покровительства. Но я, чего скромничать, тоже очень люблю технику и имею некоторый талант. К моменту нашей с герром Генрихом встречи я уже год трудился инженером на заводе «Татра». Еще когда в первый раз герр Генрих приехал в составе комиссии, сразу после Аншлюса [109] , он обратил на меня внимание. Потом была совместная работа во Франции – встретились мы там случайно, но он сразу меня вспомнил, и мы отлично сработались. И вот тут, в России, герр Генрих предложил мне стать его помощником. Я согласился не раздумывая: работать с таким человеком – это большая удача. А работы здесь нам предстоит много.