Леха перевел дух, помолчал. В голову почему-то полезло, что, в общем, артиллерист прав, было с чем сравнить. Особенно когда жрать нечего и одеться-обуться тоже проблема. Как-то до этих приключений не вставали перед ним такие вопросы, вообще не вставали – всегда было и что покушать и что надеть-обуть. За всю свою жизнь не пришлось ни разу голодать. Очень незнакомое и неприятное ощущение, надо признаться. С другой стороны, задница еще болела, уколы штыком давали себя знать, особенно после лихой тряски в мотоциклетном седле. И вчерашняя лютая жажда так и стояла кошмаром.
Раскисать не дал дояр, посчитавший, видно, что вчерашний день отдыхали – и хватит. Потому пришлось вставать и идти к вездеходу. Осмотр особо не порадовал – бензина было на самом донышке, что показал всунутый в горловину бака прутик. Не без опаски, напрягая травмированную голову, Леха попытался завести агрегат и, к немалому изумлению водителя, машина послушно завелась. Порадовавшись суеверно-уважительным взглядам бурята и Семенова, потомок сумел не рассмеяться, а сохранить протокольное выражение лица, заглушил мотор, поставив вездеход поудобнее. Потом, не торопясь, принялись за инвентаризацию имущества. Долго копались в сумках для плащ-палаток, наконец разобрались, для чего нужны колышки, веревочки и прочие фишки с прибамбасами. Изменения, внесенные в поставленную Жанаевым палатку, оказались удачными, теперь в шатер легко помещались все четверо. Для какой-то хитрой цели шатер развернули на новом месте, на этот раз накидав вместо лапника охапки папоротника. Попутно на костерке в отмытых котелках грели воду и с громадным удовольствием по очереди помылись теплой водой, пользуя найденный в сидоре, который хозяйственный Жанаев тщательно, но неуклюже залатал, кусок мыла. Предмет гигиены одуряющее вонял чем-то лихим, отчего становилось ясно, что дезинфекция будет суровой. На Леху, постоянно почесывавшего под мышками, Семенов смотрел все подозрительнее; наконец, когда дошла очередь до помыва, решительно забрал у потомка трофейный китель, вывернул его наизнанку, внимательно осмотрел, водя ногтем по швам, потом хмыкнул, позвал чисто вымытых бурята и Середу и те тоже утвердительно кивнули, увидев там что-то знакомое для них. Но судя по рожам – не шибко приятное.
– Руки подними! – велел Лехе дояр.
Потомок не стал спорить, а послушно задрал лапы. Семенов и его товарищи внимательно осмотрели Лехе подмышки, причем Середа удивился тому, что у летного писаря подмышки чисто бритые, и даже заподозрил было, что Леха татарин, потому как вроде татары бреют себе все и везде. Семенов же, как человек практический, подумал, что у потомка раньше уже были вши, вот и следы лечения.
– Что? Вши? – искренне удивился и даже испугался Леха.
– Ну да. А ты что думал? Не горностаи же… Немец-то, по наградам судя, повоевал уже, а в Польше этого добра полным-полно. Народ там бедный, диковатый. У нас там старшина Карнач побывал во время освободительного похода. Очень удивлялся – мужчины даже в деревнях – в шляпах и костюмах, как тилигенты какие, а все вшивые. И не моются. Нет такой привычки. И у немцев тоже этого нет, вот вшивыми и ходят.
– Немцы ванны принимают! – уверенно сказал в ответ Середа.
– Да хотя б и так – много ты тут ванн видел? – обрезал его Семенов.
– Ладно вам… что мне-то делать? – тоскливо спросил Леха, судорожно вспоминающий, какие страшные болезни разводят и передают вши.
– Да сейчас почистим, пропарим. Мышки у тебя бритые, так что воши не зацепились, и гнид нету. А так бы – спалили бы тебе шорсть или сбрили. Черт, ни одной бритвы на четверых нет, все фрицы себе оставили.
– А в голове, в голове нет ничего? – волновался Леха.
– Этого не скажу, голова у тебя не прозрачная. Ты, видно, про волосы спрашивал?
– Кончай дурковать. Слушай, я серьезно!
– Да не волнуйся ты так, справимся. Подумаешь, вши. Эти, к слову, платяные, точно. А они границы не нарушают. Те, что платяные – они в одежке, те, что волосные – в волосах, ну еще… – Тут деликатный дояр смутился немножко и смущенно продолжил: – Они в паху водятся. Надо, кстати, там у тебя посмотреть, фриц-то покойный бравый был, вполне мог и намотать с прошмандовки какой гулящей.
– Не Фриц, его Карлой звали, – поправил буквоед Середа, блаженно гревшийся на солнышке после мытья, попутно копаясь в барахле.
– Да хоть Гинденбургом, – огрызнулся Семенов.
– Вы такие спокойные, словно с вшами все время дело имели, – удивленно заявил Леха, поспешно выбираясь из возможно заразившихся от мерзкого кителя штанов.
– Экие у тебя труселя знатные! Пышные труселя, прямо сказать, – оценил артиллерист нижнее белье менеджера.
Семенов переглянулся с бурятом, – забыли как-то, что штанцы, в которых к ним потомок вышел, на человека неготового оказывают сногсшибательное впечатление.
– Ну так мы же не штабные, нас постоянно то санинструктор ротный, то фершал батальонный проверял. Потому как вшивый красноармеец – это чепэ. Сыпной тиф и прочие гадости. Для того и головы бреют, и вещи смотрят, и пропарка, если что, в вошебойке. Да все давно, с Гражданской уже налажено, – пояснил колхозник.
– Во, я ножнички нашел! – сказал возившийся в наваленном на вездеходе неугомонный Середа.
– Ты что там копаешься? – спросил Семенов.
– Да руку перевязать хочу, побаливает, а тут как раз аптечка – сейчас почитаю, что зачем. Ножнички же – как раз ему волосню посрезать в срамном месте. Дать?
– Давай!
Леха не очень сноровисто стал стричь свои курчавые шерстяные залежи, по возможности старательно осматривая каждую прядку, боясь увидеть на волосках только что показанных ему на одежде небольших – миллиметра по три в длину, серо-коричневых полупрозрачных веретенец с лапками на передней части.
Тем временем Середа с Семеновым переглянулись и прыснули оба.
– Да чего вы! – рассердился и так обиженный судьбой потомок.
– Постриг принял?
– Да.
– И ничего не нашел?
– Ничего… вроде как.
– И правильно. Портки-то с фрица носил Середа. Ему и волноваться. А он не волнуется. Знаешь, почему?
– Да хватит тебе тянуть! – взвыл Леха.
– Не чешется у него. А где вши – там чешется. Ладно, постригся – хуже не будет. Давай, иди мойся! Вода готова, – велел Семенов.
– А китель? Выкинем?
– Зачем? Сделаем самодельный утюжок и прогладим одежку по швам. Воши и пригорят вместе с гнидами. Солдатская смекалка, как Уланов говорил.
– Что еще за утюжок?
– А котелок вон; кладешь в него угольки, он нагревается – и через мокрую портянку пропаришь. Дешево и сердито.
После мытья менеджер почувствовал себя счастливым. Такая радость обуяла, что давно подобного не чувствовал. И даже насморк приутих. Помытые места уже и не чесались вроде, и как-то все стало казаться в более радужном цвете. Но радоваться жизни и предаваться неге не дал артиллерист, затеявший чистить свой «парабеллум», а заодно заставивший и менеджера достать свой новоприобретенный блестящий «Штайер». Бурят примостился рядом с карабином, а Семенов, наоборот, зарядил свой пулемет, и тот стоял рядом в полной боеготовности.