– Извините, Фил, но я вынужден констатировать, что вы так и не поняли разницы между нашей экономикой и вашей. У нас бизнес, предприимчивость, личная и коллективная инициатива служат обществу, а у вас общество служит не личности, как вы провозглашаете, а служит деньгам личности, личной наживе.
– Но у нас на Западе есть государства и социальная политика. Не все сводится только к прибыли. В любом штате, в любом маленьком городке, если политик не обеспечит рабочих мест, не обеспечит социальной помощи старикам, инвалидам, не будет развивать пожарную охрану, приводить в порядок дороги, допустит загрязнение окружающей среды, он утратит доверие избирателей. Демократия дает обратную связь, благодаря которой создаются общественные блага. Государство, как Робин Гуд, берет у богатых и раздает бедным.
– То, что вы говорите, – это теория, вроде нашего старого учебника по политэкономии, второй том. В жизни вся ваша политика – это такая большая попытка Остапа Бендера притащить инвесторов в Васюки. Вместо серьезного изучения, что и как надо развивать для богатства страны, – провести олимпиаду или чемпионат мира, вывесить иллюминацию, устраивать на площадях лазерные шоу, пустить скоростной поезд, собирать встречи в верхах и саммиты и обещать, что на эту яркую блесну с перышками будут клевать жирные финансовые крокодилы. Чтобы при этом не утратить, как вы говорите, доверия избирателей, ваши политики кидают перед выборами разные подачки. Примерно как компания, которая не может снизить цен и повысить качества сервиса, но привлекает покупателя чем? Устраивает лотерейки, дарит шарфики и кружечки с фирменной эмблемой, спасает редких животных, занимается мелкой благотворительностью. Устраивает такое казино, которое сделает богатым и счастливым только хозяина казино.
– Да, вы отчасти правы, популизм существует, но у нас есть и политическая конкуренция. Чтобы удержаться в политике, надо не только придумывать разные трюки для предвыборных кампаний. Долго манипулировать мнением домохозяек нельзя – ситуация в экономике ухудшится, и тогда придет другая команда.
– Фил, ну какая разница, одна команда, другая команда? Главное, что кто бы у вас ни пришел наверх, они будут заложниками этой ситуации, и им, как и Остапу Бендеру в Васюках, остается только одно – тянуть время, пока не будет доиграна последняя партия, и тогда придется прыгать в окно, не думая, на каком оно этаже.
– Владимир, у меня есть кассета фильма «Двенадцать стульев» в переводе, не стоит так подробно рассказывать.
– Серьезно? Я очень рад, что наше искусство проникает к вам.
– Я скажу больше: этот роман несколько раз экранизировали за пределами России. Но, на мой взгляд, этот роман не только об афере. В нем показано, что человеку нужна деловая свобода. Главный герой понял эту свободу неверно и попадал в комические положения. Но ведь сама свобода – это естественная ценность, которую человечество завоевало в течение всей своей истории. Например, общеизвестно, что в России свобода политической сатиры заканчивается на уровне управдома. А в нашей стране каждый человек имеет право критиковать президента, например, за то, что в подъездах не убирают.
– Понимаете, Фил, у нас незачем ругать президента за грязь в подъездах, потому что теперь в СССР нет проблем с подъездами! И именно потому в подъездах чисто, что президент у нас подъездами не занимается. Ими занимаются жилкомхозы. Если они что-то недорабатывают, то вопрос с жилкомхозами решается на уровне райисполкомов, не выше. Здесь та же система, как в ваших фирмах компьютерной поддержки. В райисполкоме есть служба первого эшелона, она работает непосредственно по жалобам с ЖКО, решает непосредственно сам вопрос, выясняет, почему коммунальщики не сработали. Служба второго эшелона в райисполкоме анализирует инциденты, выясняет общие причины и готовит директивы и нормативные документы, которые устраняют сами причины недоработок, недостаточную обеспеченность, например, ресурсы перераспределяет и так далее и, со своей стороны, подает наверх предложения, как улучшить работу. Все, вопрос снят, потому что уничтожена сама причина, по которой возникал вопрос, ему взяться неоткуда. Поэтому в облисполкомах уже вообще подъездами не интересуется, они выясняют, как работают системы поддержки в райисполкомах и отлаживают их, как Билл Гейтс свою Windows 98. Каждый делает свою работу, а не устраивает шоу на публику.
Донахью, по-видимому, не был в курсе таких изощренных тонкостей клининговой политики страны нетрадиционного коммунизма; однако долг журналиста и азарт спорщика заставили его не смущаться и продолжать. Шоу маст гоу он.
– Но, Владимир, здесь опять-таки вопрос ситуации и ценностей. Если в конкретной ситуации свобода может быть невостребована, это не значит, что она не должна существовать как ценность. Невозможно все предусмотреть и заранее создать идеальный порядок. Всегда будет ситуация, когда человек, личность будет нуждаться просто в безусловной экономической лкомах уже вообще подъездами не интересуется, они выясняют, как работают системы поддержки в райисполкомах и отили политической свободе, и эту свободу обязаны ему обеспечить политики.
– Фил, ну как можно сочетать два слова: «западные политики» и «свобода»? Давайте скажем себе честно: западные политики – это холуи. Это люди, которые ищут способов угодить инвесторам, чтобы они вложили деньги именно в их страну, в их штат, в их город. Вот всеми этими трюками, о которых мы уже говорили, вплоть до проведения олимпиад и футбольных матчей, чтобы привлечь к себе внимание, они отрывают средства от того, что непосредственно населению нужно. Им нужно не благосостояние, им нужен имидж, видимость перед денежными мешками. Если инвесторы начнут заходить в подъезды, чтобы отправлять там естественные надобности, то в подъездах повесят пипифакс!
«По второму кругу пошли», – констатировал Виктор и переключился на следующую; на экране появился мультяшный Мурзилка, не тот, желтый и похожий на медведя, к которому привыкли наши дети, а ранний – вихрастый пацанчик с фотиком. Он летел по черному звездному небу в большой, похожей на мыльный пузырь, стеклянной кабине спутника.
«Много лет лежат в музее бомба и снаряд, на Земле и мир и дружба!» – летело из динамиков. Виктор переключил на третью. Там шла какая-то лирико-производственная драма, и герои объяснялись на фоне цветущих вишен, зеленого уголка психологической разгрузки во дворе троллейбусного депо.
«Пусть это будет», – решил Виктор. Ему почему-то вспомнилась давешняя сцена в нашей реальности, в троллейбусе, где пассажиры возмущались, что эти тролли (вид транспорта) стали редко ходить, а кондукторша отбивала их претензии:
– Почему вы мне это говорите? Это не я решаю, как им ходить!
– Как это не вы? Вы скажите начальству, что народ недоволен!
– Сами скажите начальству! Мы при чем?
– Ну как же? Вы же одно предприятие?
– И что, что одно предприятие? – кричала кондукторша, которой надоело выслушивать каждый день одни и те же жалобы. – Вы поймите, что мы – рабы! Мы – рабы!
«Господи, – вдруг мелькнуло в голове, – да что же это за свобода такая, где люди сами называют себя рабами?»