«Так. Не похоже это на богадельню счетоводов. Ну ладно. Нос совать не будем. Незачем себе жизнь усложнять, если что – не знал, не ознакомлен, и точка».
– Ясно. А как же я тогда на второй этаж попаду?
– За вертушкой налево лестница и проход по эстакаде в корпус.
«Как сложно-то. Зачем-то они этот мостик соорудили. Это не мое дело, это не мое дело…»
– Ну все, мужчины, – вздохнула Светлана, – мое присутствие здесь дольше не требуется, поеду своими делами заниматься. Регулярно буду навещать.
Переход оказался без окон, с прозрачной крышей из поликарбоната.
– Ну, про официальный профиль нашего отделения вы уже слышали, – продолжил Момышев, – подробности легенды получите на инструктаже. Для всех мы – блатная контора с бумажной работой. Вы официально специалист по обслуживанию компьютерных систем импортного производства, к вам приносят аппаратуру, вы с ней возитесь, ничего не знаете. Хотите знать, чем мы на самом деле тут занимаемся?
– Не хочу, – совершенно искренне ответил Виктор.
– Узнать все-таки придется. Мы занимаемся проектами средств переустройства мира после краха глобализма.
– Верите, что крах наступит?
– Он запланирован. Возможно, когда-нибудь человечество назовет наши годы Эрой Великого Конца. В отличие от ваших советских деятелей, мы не ставим больше на рабочие движения. Рабочий класс в развитых странах ужат и придавлен: часть производства перенесли туда, где вчерашние голодные крестьяне готовы вкалывать, как папуасы, за стеклянные бирюльки, да и до́ма рабочих поджимают мигранты из тех же стран. Белые воротнички бесправны и люмпенизированы, демократическая интеллигенция превратилась в маргиналов, независимая пресса – в развлечение для дебилов. Мы ставим на мелкий и средний бизнес, он активен и жаждет все поделить. Главное – стопроцентно гарантировать этим хозяевам их собственность и доходы, при возможности поживиться за счет крупной рыбешки.
– Мелкобуржуазная революционность?
– Да, что-то вроде. Пусть раскачивают лодку и ослабляют свое государство. Впихивать в социализм мы их не будем, главное, чтобы не мешали нам жить.
За тоннелем перехода оказался обычный офисный коридор со стенами холодного серо-голубого цвета; вдоль одной из них тянулся ряд металлических дверей с кнопочными кодовыми замками, без табличек, только номера. Широкие окна на противоположной стороне были закрыты теми самыми жалюзи, которые Виктор заметил снаружи. Невидимые кондишены гнали навстречу легкий ветерок.
Они остановились возле пятой двери от входа. «Двести двенадцать», – прочел Виктор.
Наружная дверь открылась в полуметровый тамбур со второй дверью, которую Момышев отворил обычным ключом. За тамбуром был кабинет, почти без мебели, только пара серых двухтумбовых металлических столов с плоскими плазменными экранами терминалов, которые были вмурованы в столешницы, с окнами из толстого зеркального стекла, готовые по необходимости прикрыться сверху гибкими стальными шторками. Клавиатура была в виде нарисованных, как показалось Виктору, клавиш под той же стеклянной столешницей, вместо мыши справа просвечивало что-то вроде то ли коврика, то ли тачпада. Никаких бумажек и даже письменных приборов не наблюдалось; вся информация, рожденная в этом пространстве меж строгих, как костюм мидл-менеджера, стен, должна была умереть в угловой тумбе, скрывавшей в своих недрах системный блок. Виктор вошел внутрь: в заднюю стенку справа от входа был вделан шкаф системного блока с кондиционером и сейф, а слева – шкаф-сушка для верхней одежды, холодильник, микроволновка, кофеварка и что-то вроде бара с прозрачной посудой из закаленного стекла. Между окнами висела плазменная панель, завешанная механической шторкой.
– Это от электромагнитного излучения, – кивнул Момышев на столы, – чтобы не могли информацию снять.
– Хорошо продумано.
– Мир не должен знать, как его будут окучивать. Это помешает ему быть счастливым.
Виктор внезапно догадался, что этот странный дизайн, сочетавший крайний аскетизм с продвинутостью, преследовал еще одну цель: бумага или посторонний предмет, выпавшие из портфеля или кармана, не могли остаться незамеченными или залететь под мебель.
– Вот ваше рабочее место, – кивнул Момышев на стол у стены, поменьше. – Сейчас, конечно, вы в систему не войдете, оформим все как положено, тогда активируют допуск.
– Понятно. А чем я буду тут заниматься, я тоже, конечно, узнаю после того, как подпишу все бумаги?
– Ну, работа у вас будет та же, что и в кооперативе. Постановщиком. У вас получается, есть смысл вас в этом качестве и использовать. Только в наших проектах.
– То есть я буду консультировать разработку подрывных операций против Запада… и еще кого-то там?
Момышев улыбнулся; в уголках его прищуренных глаз появилась сетка морщинок.
– Ну вот почему думают, что у нас могут предложить человеку то, чего он не хочет, не готов делать? Задача проекта, в котором вы будете, – не разобщать мир, не ссорить, а объединять. Объединять глобальными информационными сервисами. Вы же сами давеча убеждали всех насчет дата-центров. Неужели вы хотели ими кому-то навредить? Не верю.
– Нет, конечно. Дата-центры позволят лучше вести бизнес, особенно в мелких и средних компаниях, где сложно создать полноценную инфраструктуру.
– Вот видите! Вы и понадобились нам как человек, который понимает, в чем нуждается завтрашний бизнес, и вообще простые забугорные обыватели. У Китая есть возможность завалить мир дешевыми материальными ценностями, у нас – дешевыми информационными сервисами. Это лучше, чем ваше газовое и нефтяное геополитическое оружие. Согласны участвовать?
– Дело благородное… А на каких условиях?
– Теперь о бренной материи. Система стимулирования у нас несколько иная, чем в кооперативе. Поскольку проект масштабный, основное вознаграждение будет, когда начнут получать конкретные результаты. Размеры достаточны, чтобы сразу приобрести, например, секцию в малоэтажке с участком, коттедж, и еще останется на что-то там, например, путешествовать. Короче, вы становитесь хорошо обеспеченным человеком, после чего можете либо идти, так сказать, на пенсию с комфортом, либо отправляться на следующий масштабный проект, и если потянете, по результатам вам делегируют небольшую фирму, в которой можете реализовать любые творческие планы. Дальше загадывать пока не будем.
– Подождите. Если я правильно понял, по следующему проекту в качестве оплаты дадут собственный бизнес?
– Ну, можно и так сказать. Оно, конечно, со своей стороны, социальное обременение, но с другой – можно свободнее решать вопросы на свой страх и риск. Или вы против?
– Ну почему же… Просто непривычно как-то для социализма.
– Зато логично. Хозяйство – в руки тому, который в этом хозяйстве разбирается. Ну, у вас еще впереди годы подумать над деловыми планами, а пока… Кстати, вы, насколько мне сообщили, идейно не против частной собственности?