– Все-таки это гражданский объект, – выдавил наконец он из себя.
Светлана с удивлением посмотрела на него.
– Это же прямой результат перехода к нелетальному… ну, или почти нелетальному оружию. Раньше на войне одни люди с оружием убивали других людей с оружием, и те люди с оружием, что победили, приходили к крестьянам и говорили, что теперь над ними они будут власть, и они будут защищать народ от всяких бандюков. Теперь стало гуманнее: людей с оружием не убивают, но это значит, что надо принуждать гражданское население напрямую, при живом и здоровом их человеке с ружьем. Почти отказ от массового убийства именно потому и произошел, что армии через головы друг друга воюют с гражданским населением противника.
– То есть теперь обе стороны не защищают на поле битвы свое население, а каждая армия мочит чужое, не мешая друг другу?
– Ну, мы не можем выбирать, какая война получше. Война просто стала другая. Точно так же как в Великую Отечественную вместо всеобщей мобилизации нельзя было сделать рыцарский турнир… Андроник Михайлович вам уже говорил, что одна из целей нашей войны – восстановить международное право. Но для этого должны пройти годы. Помните, когда появилось ядерное оружие, политики тоже не сразу поняли, что это не просто очень мощная бомба…
Виктор вновь промолчал. У него было такое ощущение, что это все окружающие – попаданцы из будущего, а он спокойненько жил у себя в своем прошлом, и теперь к нему нагрянули.
И вдруг он все понял. Какой бы ни была наша страна в другой реальности в это время – социалистической, либеральной, сталинской или еще какой, – ей просто придется выбирать быть хищником или жертвой. Союз не развалился и выбрал роль хищника. И если вдруг, при другом стечении обстоятельств, наша стала бы на путь свободы частного предпринимательства и какой-нибудь абсолютной демократии и либерализма, но просто не хотела бы стать жертвой, они все равно бы сейчас точно так же сидели тут и обсуждали безнаказанные удары по Америке.
Это – геополитика.
– Что-то еще должно произойти сегодня? Если не секрет? – спросил он Гаспаряна.
– Вечером – провокация в связи с бездействием советского руководства и массовые выступления по всей стране. Ну, США-то ведут войну со своей стороны и сами наносят удары. По нас.
– Простите, я, наверное, чего-то не понимаю… А что же тогда мы сидим?
– Если мы ждем, разве это значит, что мы просто сидим?
«А может, они перешли на казарменное положение, чтобы я ничего не отмочил… Ну и ладно».
– А что будет за провокация? Военная?
– Нет. Их агентов влияния на нашем телевидении. Да вы их знаете, это ведущие телепередачи «Взгляд». Листьев, Любимов, Политковский…
– Их возьмут, и передачи не будет?
– Их не возьмут. И передача будет. Они ведь даже не догадываются, что они агенты. Поэтому брать их просто глупо. Да не переживайте, что у вас такое лицо потерянное. И не гадайте на кофейной гуще, а то вы сейчас напридумываете, что КГБ решило антикоммунистический переворот устроить. Сами скоро увидите.
«Переворот? Интересный ход мыслей. Уж не потому ли Брукс был так уверен? Но тогда бы Гаспарян не сказал. А если он как раз сказал, чтобы я на это не подумал? Ладно, черт с ним, увидим сами, что случится. Будем опять действовать по обстановке».
К трем по московскому показали, как взорвался водород на втором энергоблоке.
Снимали уже издали, с телеобъективом. Станция была оцеплена, и облеты были запрещены. Марк Клайвен выглядел очень растерянным, и, похоже, за последние часы в нем начала ворочаться мысль. На рекламу не прерывались, зато несколько раз сообщали новые телефоны, по которым звонить в студию, – видимо, пул переполнялся.
– Всем отдыхать до двадцати одного ноль-ноль! – скомандовал Гаспарян. – В гостинице курсов повышения квалификации готовы койки в два ряда. Для нас комната триста восемь. Мобелы забирать с собой. Вопросы есть?
– Разрешите обратиться, – как-то по-полуграждански отозвалась Светлана. – Я так поняла, мужчины и женщины в одной комнате?
– Светлана Викторовна, там шторочки на кроватях, – ответил за Гаспаряна Момышев и тут же спохватился, взглянув на него: – Прошу прощения, я, кажется, перебил?
Гаспарян, чуть поморщившись, махнул рукой – типа чего там с вас, гражданских ученых, взять.
– Там шторочки, – продолжил Момышев, – как в этих, в американских вагонах. Помните, «В джазе только девушки»?
…Где была эта самая ведомственная гостиница, Виктор так и не понял. Они прошли через цоколь по подземному переходу; на постах рядом с вохровками спортивного вида стояли по два спецназовца в брониках и с пистолет-пулеметами. Похоже, что не исключалось нападение на объект.
Внутри гостиницы все окна были закрыты жалюзи. Номер, как и в той общаге, в которой Виктор жил сразу после своего прибытия, был из двух маленьких комнат с общим санузлом, в каждой комнате, рассчитанной, видимо, на одного человека, были поставлены друг против друга две большие двухъярусные кровати с пологами. Где-то в отдушине гудел вентилятор принудительного проветривания. Возле тумбочки Виктор с удовлетворением обнаружил запечатанный пакет с биркой, похожей на корочку проездного, и своим табельным номером; внутри оказались две смены белья, свежая рубашка, треники, тапочки, его новая бритва «Агидель» и прочие мелочи, необходимые всякому командировочному.
«Теперь я – номер такой-то, – подумал он, устраиваясь на простынях бледно-зеленого цвета на верхней койке, на которую сам же и попросился: чтобы напоминало вагонное купе. – Не заключенный, а вроде номерного завода. Для чего я здесь нужен? Активных действий наша группа не предпринимает, но дежурить должны…»
И еще он успел подумать, что вчерашней ночью не успел выспаться.
Разбудили их ровно в девять вечера и дали возможность привести себя в порядок; ужинать на этот раз отвели в столовку где-то в подвале.
Уминая поджарку, Виктор огляделся по сторонам. Народ в общем-то вел себя как ни в чем не бывало, словно на учениях ГО: обсуждали посторонние темы, рассказывали анекдоты и какие-то веселые истории, теперь уже из довоенной жизни. О работе по инструкции говорить запрещалось.
– …Все троллите, коллега?
– А вы тоже попробуйте. Вон я в воскресенье ниже Зеленого стана вытащил вот такого судака на любимую блесну, желтую с полоской. Как бодяга эта закончится, снова туда поеду. Можно вместе. Только каждый со своей лодкой: вы ж знаете – две приманки на одно плавсредство…
– …Представьте, я забыла шампунь с зелеными яблоками. Теперь, сказали, только завтра подвезут.
– Но яичный же есть.
– Ну интересное дело! А как я сегодня покажусь Степану Прокофьичу?
– Можно подумать, он в шампунях разбирается…