Виктор направил взор в сторону заводоуправления; с Красноармейской, блестя фарами, выворачивал незнакомый ему «восемнадцатый».
– Простите, а до «Радиотоваров» идет? – крикнул он, когда перед ним, шипя, распахнулись створки дверей. Из салона ему закивали.
– Идет, идет, – подтвердила незнакомая женщина, когда он заскочил в салон, – он за пединститутом на Студенческую заворачивает.
– Виктор Сергеевич! – прогудел знакомый хрипловатый голос в трубке. – Вам там в выходной работы не подкинули? Можете зайти. Увидите, как сказку делают былью, – мы же с вами для этого рождены?
Было десять часов утра. Виктор только что позавтракал и раздумывал, куда же пойти, чтобы не маячить: бездельничать на фоне той части персонала, которая работала в зале для посетителей по скользящему графику, было крайне неудобно.
«Неужели Мозинцев сделал? Или это замануха?» – подумал он, накидывая плащ; фляжка с коньяком, которую вчера забыл вынуть, стукнула о тело. Он достал ее из кармана и, посмотрев, тут же засунул обратно. В той неизвестности, что простиралась сейчас перед его мысленным взором, этот предмет мог оказаться полезным.
…– Вот тут и тут распишитесь, пожалуйста… Теперь минут сорок погуляйте по парку Толстого – можете в Музей леса зайти или в кафе посидеть, – а потом вернетесь ко мне. Видите, ничего тут страшного не происходит.
– Может, я участвую в программе «Розыгрыш»?
– Розыгрыш путевок в жизнь?
– Нет, это телевизионная.
– Не смотрел. Сейчас много каналов, смотреть некогда.
В парке Виктор не стал никуда ходить и просто присел на скамейку возле фонтана «Чертова мельница», главной достопримечательности этого уникального музея скульптур, вырезанных из засохших деревьев; светлая мысль создать такую прекрасную вещь и здесь посетила чьи-то светлые головы. Журчала вода, и крутилось мельничное колесо: забавные громадные фигуры и удивленные наивные физиономии чертей, которых хитроумный мужик заставил лить воду на свою мельницу – в прямом и переносном смысле, потому что вода падала из ведер в их руках, – все это казалось Виктору иносказанием, символом торжества изобретательности нашего народа над глупостью сильных мира сего.
«Как будто в проявочном пункте снимков жду, – подумал Виктор, разглядывая золотые звезды кленовых листьев, усыпавшие асфальт перед буроватыми брусьями деревянных перил ограждения фонтана. – По крайней мере, одна из подписанных бумажек точно бланк паспорта». Сидеть показалось холодно – а может, его начало слегка знобить от волнения, – и он прошелся по парку, рассматривая знакомые и отдельные незнакомые резные скульптуры (например, новой была группа «Илья Муромец и Соловей-разбойник»), поглазел на аттракционы, возле которых висело объявление, что они работают последние выходные, посмотрел на объявление возле Теремка – сказочная избушка на столбе обещала вечером показать на кассете «Сказ о земле трубчевской», затем постоял возле Музея леса, но зайти так и не решился, чтобы не потерять счета времени. Шагая обратно к Мозинцеву, Виктор подумал, не свернуть ли прямо в прокуратуру, которая раньше стояла как раз между парком и этим домом; но, остановившись перед зданием сталинского ампира, увидел вывески редакций сетевых изданий и понял, что прокуратура переехала в новое здание на Курган. Пришлось двинуться дальше; теперь Виктору казалось, что он не застанет Мозинцева дома, а может быть, дверь откроют другие люди и скажут, что такой здесь больше не проживает.
Егор Николаевич, однако, оказался на месте, и первое, что сделал, пригласив Виктора в кабинет, – это протянул ему новенькую, знакомую по старым временам красную книжку с гербом СССР на обложке, страницы которой открывались как во всех обычных книгах, а не по-календарному, как теперь. Виктор взял документ в руки, оставив на обложке отпечатки вспотевших пальцев.
– Смотрите, проверяйте, все ли так, – произнес Мозинцев с какой-то загадочно-торжественной улыбкой на лице. Виктор перелистал: карточка была на месте, выдан Бежицким РОВД сегодняшним числом взамен утраченного… и так далее.
– Ну вот, видите, как все просто. А с этими реабилитационными не только невесть сколько бы крутились – слухи идут, что если у человека не оказывается друзей или родственников, то забирают на органы или для медицинских опытов, а знакомым говорят, что родственники забрали. Страшные вещи иногда приходится слышать – не всему, конечно, надо верить, но…
– Большое вам спасибо. Сколько я вам должен за хлопоты?
Мозинцев поморщился, словно от приступа зубной боли.
– Ну, перестаньте. Не портите мне торжества момента благодеяния неуместным торгом. Я могу написать «В безвозмездный дар» или просто «На добрую память», но на документах это не принято.
– Тогда, может… в честь торжества момента? – И Виктор вынул из кармана фляжку коньяка.
– Вот это вполне, – согласился Мозинцев и поставил на стол рюмки. – На закуску бутербродики с икрой, не побрезгуете?
– Ну что вы!
Виктор вдруг подумал, что он, возможно, пьет коньяк в последний раз. «Как там у Высоцкого: но надо выбрать деревянные костюмы? Жаль, что все хорошее так внезапно кончается. Но оно всегда кончается внезапно, и к этому всегда надо быть готовым и встречать достойно».
Бутылка опустела довольно быстро; Мозинцев не пьянел и не закуривал, зато насчет «а поговорить?» говорил именно он. Политики он, однако, не трогал и о каких-то перспективах Виктора после получения паспорта не заговаривал. К тому же Егору Николаевичу как раз кто-то позвонил, и он сказал Виктору, что, к сожалению, ему надо ехать к одному знакомому и как-нибудь посидим позже. Виктора это стечение обстоятельств более чем устраивало. Выйдя из подъезда, он подставил голову свежему воздуху, вдохнул в себя осень, будто выпил стакан холодной минеральной воды, и пошел на остановку «тройки».
Остановка «Радиотовары» осталась позади; Виктор на всякий случай заглянул в портмоне и проверил, лежит ли там записка с номером ячейки. Троллейбус, весело гудя, катил в сторону Бежицы, и Виктор жадно смотрел то вправо, то влево, словно прощаясь со знакомыми местами.
Он вышел на Молодежной; здесь, через два десятка метров, был дом, где прошло его детство и куда он вновь попал на служебную квартиру в тридцать восьмом. Виктор подошел к стальной зеленой решетке с прилепленной бумажкой «Окрашено», помахал через нее дому и, вернувшись, пошел через переход по бульвару мимо детской больницы в сторону шестнадцатой школы. Пройдя немного, пересек бульвар, словно направляясь к стоявшему на искусственном холме, как на пьедестале, самому большому кинотеатру области, но, не дойдя, вошел в подъезд на углу серого кирпичного здания и поднялся по неширокой лестнице наверх. Здесь был бежицкий паспортный стол.
Стол работал, народу практически не было, и паспортные барышни скучали за округлыми кремовыми скорлупками мониторов. Виктор подошел к свободному окну.
«Главное, не останавливаться. Как в холодную воду войти».