– Так… – На какой-то момент старик задумался. – И что же вы хотите узнать, молодые люди?
– Мы не знаем, где он сейчас… – начал было пояснять Вернер, но хозяин жёстко остановил его:
– Всё. Я понял.
Маг подвинул ближе к себе хрустальную друзу, электрическая лампочка под потолком стала гаснуть, одновременно в середине магического кристалла возникло голубоватое сияние, а на фоне «солнечной» свастики, висевшей на стене, высветился кинжал с двумя ветвями по бокам. Маг положил обе руки на кристалл, минуты три сосредоточенно молчал и только потом тихо и как-то торжественно сказал:
– Он есть… Но его спрятали… Далеко… В подземелье замка…
И, слушая завораживающее бормотание мага, Гашке и Минхель вдруг ощутили странную уверенность, что их поиск может оказаться удачным…
Пользуясь попутным ветром, ганзейский когг [70] медленно плыл вдоль берега и только время от времени, огибая очередную мель, уходил мористее. Теодор Мозель, уважаемый купец из Любека, стоя на кормовой надстройке, то и дело поглядывал кругом, по очереди останавливая взгляд то на двух арбалетчиках, торчавших на носовой площадке, то на полосатом, бело-красном парусе, а то и на узкой, песчано-жёлтой полоске берега, за которой сразу начинался лес.
Сейчас, успокоенно глядя на такую близкую землю, Мозель отдавал должное опыту капитана когга. Предыдущие два дня корабль шёл открытым морем, не имея на горизонте даже намёка на какой-нибудь берег. Такую возможность дал ветер, который, то ослабевая, то, наоборот, усиливаясь, всё время дул только в одном направлении.
Теодор Мозель не впервые плавал по морю и хорошо понимал, на какой риск шёл капитан обычного грузового парусника ради экономии времени, так как любое изменение направления ветра или шторм постоянно угрожали мореплавателям. Однако на этот раз всё обошлось, и теперь Мозель испытывал одновременно и облегчение и удовлетворение.
От этих мыслей Мозеля отвлекло некоторое оживление на юте. Новенький когг имел байонский руль и потому два рулевых, вместо того чтобы всё время грести, просто стояли по обе стороны длинного румпеля и, внимательно следя за курсом, лишь время от времени прилагали усилия, чтобы держать корабль на нужном курсе. Вот и сейчас, заметив, что туго надутый парус слегка заполоскал, они дружно двинули румпель к борту, и Мозель, чтобы им не мешать, отошёл к краю площадки. Тут он услышал, как внизу на палубе хлопнули двери кормовой надстройки, что вели внутрь, туда, где размещались каюты, и с любопытством заглянул через перила.
Капитан (а это вышел на палубу именно он), заметив Мозеля, дружески кивнул купцу и стал ловко подниматься по ступенькам трапа. Остановившись рядом с рулевыми, он, как всегда одетый в кожаный бострог и шапку с пелериной, укрывавшей шею от брызг, которые всё время нёс ветер, осмотрелся. Капитан в первую очередь глянул на снова туго натянувшийся парус, на глаз проверил, не ослабели ли фок и бакштаги [71] , и только после этого обратился к Мозелю:
– Ну и как ход?
– Чудесный, лучшего и быть не может! – спасаясь от очередного порыва ветра, Мозель спрятал лицо в меховой воротник кафтана и добавил: – А я вот побаивался, что пройти напрямик не удастся.
– Зря, – капитан усмехнулся. – Я знаю этот ветер. Хотя опасения, что он усилится, у меня были. А так, миновав Данциг и Кенигсберг, мы выиграли пару недель и прямиком вышли к Мемелю.
– А почему мы не зашли в Мемель? – поинтересовался Мозель.
– Не хочу терять ветер, – пояснил капитан. – Вдоль янтарного берега мы спокойно дойдём до Паланги, там я возьму провиант и пресную воду и, не заходя даже в Ригу, сразу пойду на Новгород. Хочу таким образом выиграть ещё пару недель.
Это выглядело обнадёживающе, и Мозель поддержал капитана.
– Да, так было бы неплохо, к тому же рейс не требует перегрузок.
– Конечно, – согласился капитан. – У меня сейчас пятьдесят ластов [72] сукна и двадцать полотна. А в Новгороде я должен взять воск, меха и сразу обратно.
– Это уж как ветер позволит, – заметил Мозель.
– Ну, я знаю, где идти, – капитан весело подмигнул купцу. – Будет нужный ветер, то тогда к норвегам за сельдью, а дальше прямиком до Луары за солью.
Капитан уже в который раз повторял это Мозелю, однако купец, тоже имея с такого оборота свой интерес, в очередной раз охотно его слушал.
Беседуя с купцом, капитан не забывал зорко смотреть вперёд и, вдруг приметив что-то подозрительное, громко приказал рулевым:
– Лево на борт!
Те враз навалились, отчего румпель пошёл в сторону и когг медленно начал забирать влево. Одновременно парус хлопнул раз, другой, и капитан, перегнувшись через ограждение, рявкнул матросам, бывшим на палубе:
– На фалы!.. Быстрей!!!
Поняв, что теперь капитану не до него, Мозель неспешно спустился по трапу на палубу и направился в свою каюту, находившуюся в самой корме, рядом с капитанской. Там, усевшись на лавку, наглухо прикреплённую к борту, и одновременно служившую ложем, купец задумался. Свет сюда попадал только через небольшое окно, сделанное из стеклянных шариков, вмонтированных в свинцовый переплёт, и нужно было время, чтобы привыкнуть к полутьме. Зато, по сравнению с палубой, тут было покойно, хотя отдых всегда сопровождался постоянным скрипом мачты и порой весьма чувствительными ударами волн по обшивке.
Просидев так достаточно долго, Мозель наклонился к своему рундуку, достал оттуда большую дорожную сумку и вынул из неё кожаный мешочек. Потом, придвинувшись поближе к окошку, где было побольше света, распустил завязку и выложил на стол, похоже, очень дорогое ожерелье. Судя по всему, оно нравилось Мозелю, так как сразу, отложив мешочек в сторону, купец стал им любоваться, но при этом особое внимание уделял драгоценному камню, на котором маленькими буквочками было умело вырезано одно-единственное слово «Rex» [73] .
Сейчас, перебирая пальцами играющие отблесками самоцветы, Мозель вспомнил события, предшествовавшие его вояжу и происходившие ещё дома в Любеке. Тогда к нему в контору прибежал запыхавшийся слуга и сообщил, что в гости к герру Мозелю прибыл не кто иной, как сам герр Блюменрит. Кто это – купец знал очень хорошо и зачем советник императора заглянул в его дом – тоже. По своему положению Мозель лично уже никаких поручений не исполнял, однако Ганза входила в Священную Римскую империю, и одно это заставляло купца в который раз задуматься…