– Гуситы?.. Какие гуситы?.. И при чём тут сундук? – не понял Олесницкий.
– Ну, гуситы… – Скочиляс, не зная как всё объяснить толком, замялся. – Ну, это тот отряд, что вёз корону. А корона была в сундуке. Только такие, как я, об этом не знали… То пан Шомоши…
– Что пан Шомоши? – Олесницкий уже смекнул, что к чему, и теперь вопросы ставил чётко.
– А пана Шомоши во время боя ранили… Из бомбарды… – Скочиляс уместно вспомнил, как называлось удивительное оружие. – И потому мы его лежачего везли…
– Ну а это почему? – Олесницкий показал на стол, где лежала разрубленная пополам корона.
– Нас крестоносцы догнали, а у нас не было сил отбиться.
– Крестоносцы?.. – удивился Олесницкий. – Откуда?
– Ваша милость, этого я не знаю, – честно ответил Скочиляс и пояснил: – Мы спрятались в лесу, но они нашли нас, и тогда пан Шомоши приказал пану Вильку разрубить корону, а мне велел взять половинки и бежать в лес, чтоб потом принести её к вашей милости…
– Так ты убежал… – на какой-то момент епископ задумался. – Ну а с другими что?
– Не ведаю, – покачал головой Скочиляс. – Я чащею пробирался…
– Понятно… – Олесницкий быстро подошёл к столу, попробовал сложить половинки короны и вдруг резко повернулся к Скочилясу. – А «королевский камень» где?
– Разрублен. Пан Шомоши так и приказал пану Вильку: «Бей по королевскому камню!» Тогда пан Вильк как ударил, аж лучи по всему лесу всполохнули…
Сейчас Скочиляс пересказывал собственное впечатление, и потому его интонации были весьма убедительны. Услыхав такое, Олесницкий долго молчал, потом вернул корону обратно на стол, подошёл к Скочилясу и, положив ладонь ему на плечо, торжественно объявил:
– Благодарю тебя, рыцарь Скочиляс, – Олесницкий особо выделил слово «рыцарь» и закончил: – Ты всё сделал как должно!
Эти слова воплощали тайную мечту бобровника, и он под нажатием руки епископа опустился на колено…
* * *
С такой дорогой за все свои частые разъезды Минхель и Гашке столкнулись впервые. Высоко, над слабо наезженной колеёй, сплетались ветви столетних дубов, по обе стороны узкой дороги густой стеной высились толстые стволы, и, несмотря на белый день, взор не мог далеко проникнуть в сумерки бора. Чем дальше в чащу под позванивание сбруи и успокаивающее фырканье пары лошадей углублялся фаэтон, тем больше путникам казалось, что они возвращаются куда-то в прошлое…
После долгого молчания Минхель, который всё время что-то обдумывал, негромко сказал:
– А знаешь, Теодор, похоже на то, что твоя красавица и наш поляк много чего не договаривают… Ох, неспроста этим делом сам граф тогда заинтересовался…
– А как проверишь? – скривился Гашке. – При желании могли вообще ничего не говорить…
– Вот и я про то… Выходит, промолчав, они сказали нам намного больше.
Размышлять таким образом приходилось всё чаще, поскольку, несмотря на все усилия, ничего путного пока что вызнать не удалось, и то ещё хорошо, что Вильк, приняв их как положено, не оборвал ниточку, а любезно рассказал, где можно отыскать потомков того самого Скочиляса, чьё имя было последним среди тех, на кого удалось выйти искателям камня.
Дом Скочиляса прятался в лесном распадке и был поставлен на склоне таким образом, что со стороны двора было два этажа, причём вдоль второго тянулась длинная деревянная галерея, защищённая от дождя навесом. Едва фаэтон заехал в ворота, как сверху, с той самой галлереи, прозвучал трубный сигнал. Разглядев загнутый конец охотничьего рога, торчавший над балясинами, Гашке усмехнулся.
– Смотри… Встречают, как в рыцарском замке…
Однако развить эту тему не удалось, так как с галереи спустился пожилой огрузлый здоровяк и, держа в руке пустой кубок, мутными глазами посмотрел на немцев:
– Вы кто?
– Пан Бобровник-Скочиляс? – не отвечая, поспешил уточнить Вернер.
– Так, это я… Шляхтич Бобровник-Скочиляс!
– Пан Вильк-Заставецкий передаёт вам привет, – в свою очередь вежливо сообщил Гашке.
– О, если вы от самого пана Вилька, то прошу! – и Скочиляс, не выпуская кубка, широко повёл правой рукой, одновременно левой открывая двери.
Заведя нежданных гостей в просто обставленную комнату, хозяин, бывший уже в добром подпитии, без лишних слов налил каждому по полному бокалу и предложил:
– Выпьем!
Ради скорейшего взаимопонимания гости охотно испробовали напиток, и Минхель в полном восторге поинтересовался:
– Пане Скочиляс, а что это?.. Уверен, это нечто похожее на нектар…
– Это, я перепрошую, не что иное, как мёд питный, которым лакомились ещё наши предки!
– Я вижу, пану нравится жить в лесу? – поробовал завязать контакт и Гашке.
– Так, – Скочиляс за раз выдул бокал и, поглаживая усы, гордо ответил: – Когда-то мой предок, простой охотник за бобрами, жил в этих местах… Но так случилось, что он покинул своё жильё и стал оруженосцем у пана Вилька из Заставцев. А позднее, оказав услугу самому королю, по воле Ягайло и сам был посвящён в рыцари.
– О-о! – гости дружно высказали своё восхищение, и Вернер, не скрывая заинтересованности, спросил:
– А когда именно это произошло?
– С того времени, как мой предок был нобилитованный [199] самим королём Владиславом, прошло ровно четыреста десять лет… – Скочиляс снова гордо раздул усы.
Такая точность чётко указывала на то, что все события, которые тогда происходили при участии его предка, простого охотника Скочиляса, были хорошо известны старому толстяку.
– Чем же он так отличился? – осторожно поинтересовался Гашке.
– Я же говорил. Он оказал большую услугу самому королю Владиславу!
– Какую? – попробовал уточнить Вернер, но хозяин сердито глянул на немца и отрезал:
– Не скажу. Это великая тайна нашего рода…
Тогда Вернер, проглотив обиду, зашёл с другой стороны:
– Я видел у пана Вилька драгоценный перстень. Откуда он у него?
– О, – Скочиляс поднял верх палец. – Славный рыцарь пан Вильк из Заставца получил его за услугу самому цесарю!
– Не может быть! – искренне удивился Вернер, который сейчас больше всего боялся, что Скочиляс прекратит свою пьяную болтовню.
Однако этого не случилось. Наоборот, Скочиляс со всё большим жаром продолжал бахвалиться: