– Никак нет, государыня, – по-военному отрапортовал вице-канцлер. – С семейством Алексея Григорьевича у нас все, – подвел итог барон. – А с остальными?
– Василия Владимировича трогать не надо, – сказал Бобылев, насупив брови. – Человек он невредный и для государства еще много сделать может. Попал на старости лет, как кур во щи…
– Так то – для государства, – хмыкнула Анна. – А для меня?
– А ты, государыня-матушка и есть наше государство! – твердо отозвался Андрей, понимая, что не просто с бабой говорит, не просто с любовницей, а с императрицей всея Руси, попросил: – Ну, хошь, государыня, я перед тобой на коленки встану?
Андрей упал на оба колена и уже приготовился стукнуться лбом об пол, как Анна тут же подскочила к своему фавориту. И, едва не плача, начала поднимать своего полковника:
– Ну, вставай, глупый… Никто твоего фельдмаршала трогать не станет… Да и не собиралась я его трогать. А вот Василия Лукича – не взыщи…
Про себя Анна подумала, что ежели ее Андрюшенька начнет сейчас еще и Василия Лукича жалеть, то придется немножко поорать. И, не будь тут Остермана, сказала бы полковнику своему, что уж больно он слезы да сопли распускает… «Ладно, – утешила себя государыня, – опосля я ему все скажу!»
Но Андрей, на удивление царицы и барона, заступаться за старого интригана не стал. Наоборот, твердо сказал:
– Вот ему, государыня-матушка, надобно козью морду сделать! За одно то, что он тебя к народу не пускал да еще и в надсмотрщиках над царицей был – если не плахи, то остуды царской и ссылки куда подальше.
Анна Иоанновна чуть не пустила слезу. Не удержавшись и не обращая внимания на Остермана (ничего, барон еще и не такое видел!), подошла к Андрею и поцеловала его прямо в губы, взасос… С трудом оторвавшись и вытерев ладошкой раскрасневшиеся уста, царица так посмотрела на вице-канцлера, что тот сразу понял – пора ему выйти, оставив влюбленных одних.
Собирая бумаги, Остерман уронил одну из своих записок. Нагнувшись, чтобы поднять, из такого вот положения спросил:
– Так, может, сделать Василию Лукичу то самое, что с Александром Данилычем?
– З-завтра придешь, все решим, – прошипела царица. – Не до тебя сейчас…
Барон, понявший, что его карьера сейчас может закончиться, стремительно выскочил, даже не откланявшись. Но Анна Иоанновна этого не заметила…
Василий Лукич Долгоруков, князь, российских и иностранных многих орденов кавалер, проживал на Москве на широкую ногу – имел двухэтажный особняк, перестроенный из старинного терема, флигели со многими службами, парк, разве что царскому впору, и прочая. Половину своей жизни, если не больше, князь Василий провел за границей [46] . Когда-то был легок на подъем, а теперь вот четвертый год сидел на одном месте и никуда не хотел бы ехать. Да и возраст сказывался – как-никак, на седьмой десяток перевалило. В эту пору уже пора быть привязанным к одному месту.
Были у князя коллекции разных диковин – китайские вазы, где сквозь тончайший фарфор прорастали морские водоросли, серебряные кружки, из которых пили пиво чешские великие князья, голландские картины. А уж всякого оружия, привезенного князем из дальних стран, – не счесть.
Но очень грустил князь Василий, что не может он развернуться так, как вельможи во Франции. Ни парк тебе версальский на Москве разбить, ни фонтаны поставить. В бытность свою на дипломатической службе – во Франции ли, в Дании – навидался князь многих чудес. А уж как жили паны в Польше!
Одно хорошо – была у Василия Лукича такая власть, что и королям не снилась. Кто из европейских королей мог своей волей отправить благородного человека на плаху? Никто! А Василий Лукич мог!
Но все закончилось в одночасье. Вместо послушной царицы, что из лености ли, из трусости ли, вилась бы, как веревка в руках Василия Лукича (ну не считать же себе вровень двоюродных братьев?), получил князь великую остуду. Сидел он теперь и ждал, что явится к нему на дом гвардейский офицер и скажет – собирай, князь, манатки, езжай куда-нибудь в Соль Галицкую или в Великий Устюг. Месяц сидел князь в усадьбе, два сидел, но царского гонца все не было. И, когда наконец Василий Лукич уже решил, что пронесло, свершилось…
Ранним утром в княжеский парк ворвался верховой. Сметя грудью коня старика привратника, сержант лейб-гвардии Измайловского полка подскакал прямо к дверям дворца, спешился и гулко забухал ботфортом в створку:
– Гонец к его светлости! Открывай… твою мать…
Князь Василий, еще в халате, но уже проснувшийся, вышел из спальни и глянул вниз, в пролет лестницы. Дворецкий не осмелился держать гвардейца за дверью – иначе и дверь вынесет, – и сержант уже мерил шагами приемную. Сердце у немолодого уже князя заекало – как-то арест? Слуги, на всякий случай, попрятались, но гвардеец, хоть и выглядел совершенным невежей, особо не грубил – мебеля не крушил и морды никому не бил. Утешило еще, что сержант был один. Решили бы арестовывать – прислали бы человек трех-четырех, с каретой. Перекрестившись, Василий Лукич спустился вниз.
– Чего изволите? – спросил князь, пытаясь казаться небрежным. Хотя сердечко и продолжало екать, но форс держать нужно.
– Князь Василий Лукич Долгоруков! – чеканно отозвался измайловец. – По указанию Ее Императорского Величества, велено тебе собираться и отправляться на исправление должности сибирского губернатора. Вот, подорожная твоя.
Трясущимися руками князь развернул подорожную. Указано – из Москвы на Переславль-Залесский до Ярославля сухим путем, а далее Волгой до Казани. От Казани – до Тобольска.
– Ух, грехи наши тяжкие, – по-стариковски вздохнул князь. Уж лучше бы в деревню. Но губернатором сибирским – тоже ничего. Ссылка, конечно, но родич там уже не первый год сидит, не вякает. Спохватился:
– Так, господин сержант, сибирским губернатором мой родственник пребывает – князь Михаил Владимирыч, – умильно стянул морщины в улыбку князь Долгоруков, впервые в жизни назвав какого-то сержанта по званию, да еще и господином. Обычно-то хватало оклика – «Эй, ты!», чтобы гвардейцы подскакивали к его высокопревосходительству. Вспомнив, что князь Василий Владимирович пока еще фельдмаршал и президент Военной коллегии, сказал чуть строже:
– А господину генерал-фельдмаршалу Долгорукову известно, что родственника его в Сибирь отправляют?
– Ты, князь Василь Лукич, мне зубы не заговаривай, – сурово отозвался сержант. – У меня командир – гвардии полковник Бобылев, а над ним – токмо Ее Величество. Думаешь, государыня-царица перед твоим родичем – али еще перед кем – отчет держать обязана? Если тебя в Сибирь посылают, на губернаторство, стало быть, старого губернатора уже тоже куда-то послали.