Родители Блитци, эти отвратительные капиталисты, как выяснилось, управляли накопительным фондом и имели наркотическую зависимость от новостных каналов. У них дома были каналы на всех языках. Убийство Махмуда европейские каналы уже не интересовало, но когда Блитци пошла в кухню за чипсами, Клара пощелкала пультом и, к своему удивлению, обнаружила шведский новостной канал SVT24. От пива и марихуаны ее клонило в сон, но это одурманенное состояние сейчас было ей только на пользу. Когда Блитци вошла с подносом с начос и сальсой, новости были в самом разгаре.
– Сегодня в студии с нами Эва-Карин Буман, европарламентарий от социал-демократической партии. Добро пожаловать, Эва-Карин!
У Клары отвисла челюсть. Она села на диван в комнате Блитци и увеличила громкость. Но все равно было трудно сосредоточиться на передаче. Эву-Карин показывали крупным планом. Видно было, как она напряжена.
– В последние дни мы пристально следим за событиями, связанными со шведским кандидатом наук, которого Интерпол разыскивал по подозрению в терроризме, – произнес диктор и серьезно посмотрел в камеру. – В пятницу вечером он был убит неизвестными в результате перестрелки. В Париж он прибыл в компании шведки, Клары Вальден, которую сейчас разыскивает французская полиция.
Диктор сделал выразительную паузу, камера переключилась на Эву-Карин.
– Клара Вальден несколько лет работала с вами? Почему, как вы думаете, она скрывается?
– Андерс, я не могу ответить на этот вопрос. Наверное, в положении Клары естественно было бы обратиться в полицию. Но она этого не сделала, что вызвало много вопросов.
– Каких вопросов?
– Вопросов о ее связи с террористами, например. Мы, разумеется, никогда это не обсуждали. Клара была всего-навсего моим секретарем!
Клара вскочила с дивана. Ее всю трясло.
– Террористы? Секретарь! – воскликнула она по-шведски. – Что ты несешь?
Судя по всему, диктор подумал то же самое.
– Вы в курсе, что суда еще не было и никто не считает погибшего шведа террористом? Насколько нам известно.
– Насколько нам известно. А нам неизвестно, с какой террористической организацией они с Кларой были связаны. Я могу сказать только одно. Если ей есть что скрывать, то я призываю ее явиться в полицию.
Клара выключила телевизор и запустила пультом в стену. Батарейки полетели во все стороны. Она всегда была невысокого мнения об Эве-Карин, но тот факт, что та сама обратилась к журналистам, чтобы получить шанс выступить по телевидению и облить Клару грязью, это уже слишком. Такой подлости Клара не ожидала.
Блитци никак не отреагировала на выходку Клары и спокойно уселась за компьютер.
– Черт, – выругалась она, глядя на экран. – На взлом этого кода уйдут недели!
Клара почувствовала, как к горлу подступил ком. В висках застучало. Ощущение было как в детстве, когда с тобой поступают несправедливо. Эмоции переполняют тебя, и ты просто не можешь себя контролировать. Клара запрокинула голову, чтобы не расплакаться. Недели. Она не сможет прятаться так долго. Перед глазами встало лицо Махмуда, его невидящие глаза, кровь, фотография семьи Кирилла, убийцы, преследующие их в заснеженном Париже. Голова у Клары закружилась. Она почувствовала, что больше не может все это выносить, что для нее это уже чересчур. Клара всхлипнула. Слезы потекли по щекам.
Но тут она почувствовала, как Блитци гладит ее по спине. Клара приподняла веки и посмотрела на нее сквозь слезы. Блитци явно за нее переживала. Она выглядела такой юной и такой встревоженной.
– Не кисни, – сказала она. – У меня есть одна идея. Но это будет нелегко.
Габриэлла стучала зубами от холода. Она уже натянула шапку глубже на уши, уже похлопала себя руками и потопала ногами, чтобы согреться. Когда это не помогло, она достала из кармана пачку «Бенсон-энд-Хеджес» и коробок спичек. Только с третьей попытки ей удалось зажечь сигарету. Габриэлла потеряла навык. Она уже и не помнила, когда курила в последний раз, тем более с утра. Вообще-то она никогда серьезно не курила. Только в пабах в Лондоне и с Кларой и Махмудом на переменах.
Но в нынешней ситуации другого выхода у нее не было. Сделав пару затяжек, она обвела взглядом город. Несмотря на темноту, взгляд с Катаринахиссет открывался великолепный. Огни Стокгольма горели в утреннем тумане. Снег белел на крышах.
Дороги уже заполнились машинами. Габриэлла слышала их шум внизу. Вагоны метро на перегоне между Сёдер и Гамластан напоминали рождественские гирлянды.
Габриэлла жила всего в паре километров отсюда и работала тоже неподалеку. С того места, где она стояла, был виден ее офис. Но на этой смотровой вышке она почти никогда не бывала. Ей всегда казалось, что это аттракцион для туристов, или подростков, или алкоголиков. Но только не для нее. Габриэлла повернулась ко входу. Никого. Она была одна. Без пяти восемь утра. Еще пять минут.
Почти сутки прошли с тех пор, как она получила письмо на адрес [email protected] – который Клара попросила ее завести, когда позвонила. Принц Филипп Митчелл, I’m So Happy. Сколько раз они слушали эту заезженную пластинку дома у Клары? Священный Грааль мира музыки в стиле соул, который Клара раскопала в горе пластинок на лотке на площади Ваксала в свой первый год в Упсале. Она заплатила за нее десять крон. На интернет-аукционе за ту же пластинку предлагали тысячу, но никто не соглашался продавать. Кларе достаточно было попросить Габриэллу создать адрес с именем автора лучшей песни в мире и тремя семерками, чтобы Габриэлла сразу догадалась, кого подруга имеет в виду. И если их разговор кто-то прослушивал, то он никогда в жизни не найдет этот адрес.
Письмо пришло с анонимного адреса на хотмейле, но было подписано Кларой, и в нем содержались подробные инструкции. Габриэлла должна была сначала ехать через весь город на метро, а потом на такси обратно к Катаринахиссен. И она должна была убедиться, что за ней нет слежки. Встречу Клара назначила на восемь.
Сейчас ровно восемь, констатировала Габриэлла, взглянув на часы. И подняв голову, она увидела, как подошел лифт и открылись двери. Габриэлла затаила дыхание, но вместо Клары она увидела худого подростка в мешковатых штанах, кепке, толстовке с капюшоном и черной куртке. Рэпер, подумала Габриэлла, вздохнула и повернулась к перилам, как будто не было ничего более естественного, чем стоять на смотровой террасе на высоте в 38 метров ранним утром в канун Рождества и любоваться зимним Стокгольмом.
– Вау! Или ты зла на меня, или моя маскировка работает, – сказал подросток.
Габриэлла резко обернулась и увидела голубые глаза Клары, смеющиеся ей из-под кепки с буквами MIT.
Клара была без косметики. Щеки впалые. Вид изможденный. Кожа казалась серой, губы тоже потеряли цвет. Даже улыбка была усталой, вымученной.
– Клара!