Бабушка Клары кивнула, не отводя от нее глаз.
– Боюсь, что так, – сказала она.
– И ты не собиралась мне его показать? Не думала, что мне было бы интересно узнать, кто мой отец? Ты же видела меня на чердаке с фотографиями? Ты должна была догадаться, что я хочу знать правду.
Слова градом сыпались с языка. Клара не могла сдержать гнев. Еще одно предательство. Она этого не переживет.
– Мне жаль, – вздохнула бабушка. – Я не знала, что делать. Ты была совсем маленькой. У тебя никого, кроме нас, не было. И мы с дедушкой всегда думали о тебе как о нашем ребенке.
Слеза побежала у нее по щеке, но бабушка не пыталась ее вытереть. Клара подняла глаза на бабушку. Она никогда не видела ее плачущей.
– Я не знала, когда показать тебе это фото. Когда тебе исполнится пять? Десять? Пятнадцать? Двадцать? Сперва ты была слишком маленькой. А потом я боялась, что ты все не так поймешь. Что ты решишь, что он тебя бросил. И что мы тебя предали, потому что не искали его.
– И проще было солгать?
Стоило этим словам сорваться с языка, как Клара тут же о них пожалела. Как и о том, каким тоном она их произнесла. Бабушка смело выдержала ее атаку. Голубые глаза смотрели прямо на нее.
– Да, – сказала бабушка. – Было проще солгать. Я не знала, к чему приведет эта правда.
В лобби отеля «Рэдиссон Вотерфронт» царила рождественская атмосфера. Несколько семей разных национальностей, но все – представители высших слоев общества в одежде от Ральфа Лорена сидели на диванах вокруг огромной серебристой ели, украшенной стильными серыми шарами. Деловая атмосфера в отеле на время Рождества сменилась на теплую, почти семейную. Тихо играла Baby, It’s Cold Outside на комфортной для слуха громкости.
Габриэлла пошла по направлению к стойке рецепции, но краем глаза увидела Антона Бронзелиуса. Завидев ее, он тоже поднялся из кресла и пошел ей навстречу.
Он был небрит и одет в ту же одежду, что и при их последней встрече несколько дней назад.
Их глаза встретились. Антон едва заметно кивнул сначала влево, а потом вправо, показывая, что они не одни в лобби. Габриэлла осторожно оглянулась по сторонам и только сейчас обнаружила, что некоторые из людей в лобби были не постояльцами, а коллегами Бронзелиуса. Габриэлла сглотнула. «Боже мой, мне почти нечего сказать».
– Счастливого Рождества, – поприветствовал он Габриэллу и нагнулся, чтобы обнять девушку. Под видом объятья он прошептал ей на ухо: – Дай мне телефон в лифте.
– Счастливого Рождества, – ответила Габриэлла, отвечая на объятье.
Она чувствовала прилив адреналина. Кровь гудела в ушах. Она даже не заметила, как Бронзелиус повел ее к лифтам. Он попросит ее телефон – Виман ее предупредил. Это будет означать, что первая часть плана удалась. Или что Виман ее обманул. Габриэлле не хотелось в это верить. Виман был единственным, к кому она могла обратиться.
Габриэлла вдруг заметила, что Бронзелиус снова говорит. Но уже громче и более официально, словно в микрофон.
– Мы поднимемся на седьмой этаж. Там ты встретишься с моими американскими коллегами. Этаж оцеплен. И тебя обыщут, прежде чем впустить в сьют.
Они вошли в лифт. Как только двери закрылись, Бронзелиус знаком попросил у девушки телефон. Она подчинилась. Другого выбора у нее не было.
Лифт остановился на седьмом этаже. Бронзелиус что-то сказал в микрофон, и двери лифта бесшумно разъехались. Толстые ковры в коридоре поглощали звук их шагов. Габриэлла почувствовала, что от волнения теряет ориентацию в пространстве. Казалось, она попала в параллельный мир.
Перед дверями в конце коридора стояли двое короткостриженых мужчин в темных костюмах. Грубоватые черты лица, широкие плечи, широкие брюки, свободные пиджаки – Габриэлле было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что перед ней американцы.
– Дайте мне сумку и повернитесь лицом к стене, – сказал один из охранников по-английски Габриэлле.
Габриэлла посмотрела на Бронзелиуса. Тот пожал плечами и кивнул. Охранник протянул ее сумку напарнику, а сам тщательно обыскал Габриэллу.
– Чисто, – сказал он, отходя в сторону.
Его коллега вынул из сумки ноутбук и протянул Габриэлле.
– Сумку мы вернем вам по окончании встречи.
Он что-то сказал в микрофон, достал пластиковую ключ-карту и разблокировал дверь в номер. Раздался металлический щелчок, и дверь открылась. Охранник потянул за ручку и сделал шаг в сторону, пропуская Габриэллу вперед.
В сьюте она увидела одинокую женщину в красном вращающемся кресле. Из окна во всю стену за ее спиной открывался великолепный вид на заснеженный Стокгольм.
Ощущение было такое, что стоит Габриэлле потянуться, как она сможет коснуться здания ратуши, припудренного снегом.
Женщине было на вид лет шестьдесят, может, больше. Невысокая, худая, одета она была в темно-синий пиджак, такого же цвета брюки и белую блузку. Естественный макияж. Светлые крашеные волосы коротко подстрижены и аккуратно уложены. При этом в ней не было абсолютно ничего примечательного. Неброская внешность, стандартная одежда, ничего запоминающегося. Серая мышь, чиновник, бюрократ, анонимная фигура. Человек, с которым ты можешь десять лет ездить в одном вагоне метро и не обратить на нее внимания. Пока Габриэлла шла к дивану, женщина внимательно наблюдала за ней. Серые глаза ее были поразительно юными. В них светилось любопытство. Зрачки чуть расширены. Видно было, что эта женщина привыкла полагаться на свои собственные суждения. Но это делает ее одинокой. За спиной раздался звук захлопнувшейся двери и щелчок замка.
Женщина грациозно поднялась навстречу Габриэлле. Потом подошла к окну и уставилась на пейзаж.
– Стокгольм очень красив, – сказала она, не оборачиваясь. – Не понимаю, как это я не бывала здесь раньше.
– Вы Сьюзен? – спросила Габриэлла, переминаясь с ноги на ногу и судорожно сжимая ноутбук в руках. Все произошло слишком быстро. И сейчас наступил решающий момент.
– Да. Я начальник департамента ЦРУ по Ближнему Востоку. Я ответственна за то, что вам и вашему клиенту пришлось пережить. Мне жаль. Это непростительная случайность, что вы оказались втянуты во все это.
Габриэлла ничего не ответила. Только присела на диван. Сьюзен повернулась к ней лицом.
– Я так полагаю, это тот самый компьютер? – спросила она.
Габриэлла нагнулась к журнальному столику из стекла за бутылкой с газировкой. Внезапно у нее ужасно пересохло в горле. Она открыла фанту и отпила прямо из бутылки.
Все время эта серость. Создавалось ощущение, что зимой в шхерах все время сумерки. Серое небо, серые волны бьются о скалы. Штормовой ветер стих, пошел дальше на восток, оставив после себя только небольшие волны. Вместе с ним улеглась и буря эмоций в душе Клары. Теперь у нее появилась возможность обдумать все произошедшее. Снег продолжал идти крупными хлопьями. Клара сидела на корточках, опершись спиной о стену дома. Она не знала, чему верить. Все оказалось совсем не таким, как ей представлялось. Погруженная в раздумья, она даже не заметила Георга, пока он не присел рядом.