– А если убежать, пока тебя не съели, и за это время духовно вырасти? – хитро спросил папа. – Ты меняешь что-то в себе, и сама жизнь вокруг тебя меняется, а?

Они ещё долго обсуждали, прав был Колобок или нет. Но Даша с Илюшей этого слушать не стали.

– Грустная дальше сказка началась, – сказала Даша. – Давай я лучше тебе песенку спою.

И она спела:

– Я кобобок, кобобок, по сусекам метён, по амбарам скребён…

– Додик! – сказал Илюша. За окном шёл дождь. Наверное, ему тоже было жалко Колобка, которого везде должны съесть. Или всё же что-то изменилось в жизни…

Глава 22. Бег с горы

Холмы вокруг бабушкиной деревни называются Бабушкины Горки. Они совсем не крутые, и забраться на них могут даже самые старенькие бабушки.

Зачем бабушкам лазить по горкам? Чтобы собирать клубнику, душицу со зверобоем, дикий чеснок или хотя бы заячью капусту. Ведь бабушки – они не просто так, как Даша с Илюшей, по горкам бегают, а только для какой-нибудь пользы.

Но даже бабушки любят сесть на самой вершине горки на тёплый камень и смотреть кругом. Нет, ничего не высматривать. А просто любоваться. С горки видно далеко-далеко. Другие страны, конечно, не видно. Но зато почти всю деревню и две речки можно рассматривать. Мост видно. По нему едут машинки. Илюшка, наверное, даже думает, что они игрушечные. Но они настоящие, только маленькие. Видно рощу. И ещё другие бабушкины горки. Они холмятся, холмятся до самых высоких гор. Туда ни бабушкам, ни Даше с Илюшей не забраться. Там высоко-высоко живут облака и начинаются маленькие ручейки. Ручейки текут вниз и растут, растут. И становятся теми речками, которые видно с бабушкиной горки. Речки – это взрослые, толстые ручейки.

Даша первая забралась на горку и уселась на большом камне. Мама, папа и Илюшка внизу. Тоже маленькие. Но настоящие. Бабочка на медунице. Она рядом. Большая. Да нет, тоже маленькая. Вернее, в самый раз. Бабочки такие и должны быть. Если бы они были маленькие, то их было бы неудобно рассматривать. А если бы они были очень большие, как бы они садились на цветы? Села такая бабочка, и – бултых – цветок обломился, бабочка упала, крылышко сломала. Нет, бабочки такие, как надо.

И кто это всё придумал? Ну, чтобы всё было такое, а не другое. Чтобы и ручейки были, и пятнышки на спинке косулёнка, и бабочки подходящего размера, и даже вот этот камень на верху горки, и если руки – то две, а нос именно один. А для кого-то ведь ещё веснушки надо было выдумать. А кому-то кудряшки. Столько дел!

На камень к Даше выползла ящерка. Захотела на солнышке погреться. Забежал Илюшка, испугал ящерку. Зашла мама, наклонилась к маленькой розовой гвоздичке.

– Ой, а в детстве они пахли шоколадками, а теперь не пахнут! – огорчилась мама.

– Наверное, у тебя нос вырос, – предположил папа, положив пакет с бутербродами на камень. – Понюхай сразу три.

Мама понюхала. Гвоздички пахли шоколадом. И всё вокруг пахло совершенно удивительно.

– Это называется разнотравье, – объяснил папа. – Нанюхивайтесь на всю зиму.

Даша начала дышать так старательно, что могла раздуться и взлететь, как воздушный шарик.

– Сейчас всё лето в себя вдохну, – сказала она. – А зимой буду вам потихоньку вы… этовать…

– Выпукивать? – подсказал папа.

– Папа, фу! – возмутилась Даша. – Выдыхивать!

– Красота, – сказала мама и улеглась прямо на землю.

– Трава – красота! Солнце – красота! Небо – красота! – вдыхала Даша. – Облака – красота! Жить у бабушки – красота! Прыгать – красота! Бегать – красота!

А Илюша достал из кармана маленькую машинку и стал её катать по камню, приговаривая: «Та-та-та! Та-та-та». Он-то точно знал, что красота – это маленькие игрушечные машинки. А самая большая красота – это большие игрушечные машинки, и чтобы у них открывались дверки и багажник.

– Всё, до самого верха надышалась. Больше не могу, – упала возле мамы Даша. – На свете ещё столько красоты, что совсем лопнуть можно. Наверное, всё на свете сделано для красоты.

– Увы, взрослые всё-таки ещё немножко для пользы, – огорчённо вздохнул папа. Он уже собрал пригоршню поздней костяники и угостил всех. А мама достала из пакета бутерброды и книжку про семиотику глаголицы.

Они поели костяники. Потом съели бутерброды. Потом заячьей капусты. У заячьей капусты на каждом толстеньком листочке были иголки. Это, наверное, зайцы специально придумали, чтобы волки их капусту не съедали. Заячьей капусты поели немного, только попробовали, остальное зайцам оставили.

Потом просто посидели. Только Илюша бегал, хотел поймать кузнечика и прокатить его на машинке. А кузнечик не хотел ловиться. Он вообще машины не любил, его, наверное, в них укачивало. И все были довольны. Мама открыла книжку, но сразу закрыла и положила в пакет.

«У лета зелёные косы», – придумалось Даше и запелось:

– У лета зелёные косы

И бантики в них из бабочек,

На голове венок

И полный живот костяники.

Они спели эту песню с мамой три раза и добавили ещё припев:

– Мы в центре лета сидим,

С горки вокруг глядим,

Налюбоваться не можем!

– И кто только придумал, что земля круглая, – сказал папа. – Никакая она не круглая. Просто плоская лепёшечка. И мы сидим в самом её центре. А за теми высокими горами уже ничего нет, там край света.

Это Дашу очень устраивало, потому что она до сих пор не могла понять, как люди с другой стороны земного шара не сваливаются. А так всё понятно. Хотя нет, всё равно непонятно, на чём эта лепёшечка лежит, почему вниз не падает.

– Она по краям к небу пришита как раз теми высокими горами, – наконец решила Даша, – вот и не падает.

– Пора идти вниз, – сказала мама. Они сначала пошли, а потом пошли побыстрее, а потом побежали.

– Очень не разгоняйтесь! – предупредила мама, которая бежала позади всех. – А то затормозить не успеете и воткнётесь в край земли.

Но ноги бежали и не хотели тормозить. И руки болтались сами по себе, а потом стали махаться, словно они крылья.

– Я уже чуть не взлетаю! – закричала Даша.

– Нет, я! Нет, я! – закричал Илюша, которого папа придерживал за одну руку.

– Не улетайте без меня! – закричала мама.

Но тут горка закончилась. И в край земли никто не воткнулся, зато воткнулись в дедушку с бабушкой.

– Ах вы, мои золотые! – сказал дедушка, поймав Дашу с Илюшей.