– В туалет!
– Что, опять?! Нет!
– Да! Но сначала в женский!
Семипудовая Ирка с легкостью преодолела мое сопротивление, и вскоре я в очередной раз оказалась в уборной.
Интересно, кто-нибудь еще совершал такую обстоятельную экскурсию по сантехническим достопримечательностям австрийского аэропорта Швехат?!
24 января, 08.15
Хорошая новость: я не единственная, кто носит в сумке странные вещи.
У подруги моей в коричневом замшевом ридикюле, похожем на молодого шарпея со скобами на зубах, строительной рулетки не было, зато нашлось колечко скотча.
С его помощью мы закрепили над моей верхней губой рыжий локон из Иркиной роскошной гривы.
Между прочим, это много говорит о настоящей женской дружбе! Не каждая дама пожертвовала бы для спасения подруги целый локон собственных, а не нарощенных, волос!
Плохая новость: на голове у Ирки эти волосы держались крепче, чем у меня под носом.
– Ничего, тебе понадобится пробыть в этом образе всего несколько минут, – успокоила меня Ирка, сноровисто собирая в высокий хвост на макушке мои собственные локоны.
Из-под вязаной шапочки, одолженной мне все той же бесценной подругой, хвост предательски выпирал, но Ирка проявила редкую изобретательность и ловко замаскировала его под помпон, схватив резинкой поверх ткани шапочки. В этой версии заурядный головной убор стал смахивать на какой-то этнический, так что при взгляде на меня любой бы понял, что перед ним гордый представитель неизвестной малой народности.
– Племя мумбу-юмбу, – невнятно пробурчала я, посмотревшись в зеркальце все той же бесценной пудренницы.
– Что? – Ирка меня не поняла.
Накладные усы здорово портили дикцию.
– Мумбо-юмбо, – пояснила я. – Воображаемое племя в Африке. Я как бы из него.
– Ты недостаточно смуглолица, – возразила Ирка.
– И слава богу, – пробормотала я.
Одного смуглолицего я сегодня уже видела, он был мертв, как пень. Как сидячая статуя темного дерева.
– Шевелись! – поторопила меня подруга.
Свою куртку – она у меня двусторонняя – я вывернула наизнанку, чтобы тем, кто меня увидит в мужском туалете, моя верхняя одежда запомнилась не синей, а кислотно-зеленой. Мне хотелось стать максимально неузнаваемой.
А очки я надела сразу по двум причинам: чтобы лучше видеть и не перепутать свой мобильник с чужим еще раз и чтобы спрятать за стеклами-«хамелеонами» глаза. Потому что я точно знала, что мне захочется их спрятать, как только я окажусь в помещении, битком набитом писающими мужиками!
– Все, пора!
Командующая парадом Ирка вручила мне ленту туалетной бумаги, чтобы я скрыла за ней, как за носовым платком, неуместные в женской уборной казачьи усы.
Я мужественно сказала:
– Приступим!
И мы вышли из кабинки, старательно игнорируя удивленные взгляды дам, использующих туалетные кельи поодиночке и скучно, без выдумки, не то что мы с подружкой.
В коридоре я скомкала и сунула в карман джинсов свой туалетно-маскировочный платок и сурово воззрилась на дверь мужской уборной, собираясь с духом для марш-броска.
Ирка достала мобильный и сообщила:
– Так, я звоню тебе!
Я одернула курточку и шагнула к двери.
И тут случилось непредвиденное.
Дверь открылась, и из нее вышла уборщица.
Одной рукой она толкала тележку, а в другой держала знакомый мне мобильник – осторожно, двумя пальцами, как дохлую мышку. И словно приветствуя мое появление, этот мобильник ожил и заиграл имперский марш из «Звездных войн» – позывной, установленный у меня на звонки подруги.
Моментально, без всяких раздумий и осмыслений, я поняла две важные вещи.
Нет, даже три!
Первое: у фройляйн уборщицы мой телефон.
Второе: она несет его в полицию.
Я уже слышала раньше, по радио то и дело объявляли, что за забытыми или утерянными вещами следует обращаться в полицию аэропорта.
И третье: недопустимо, чтобы жуткий план этой ужасной женщины увенчался успехом!
Вильнув на ходу, я проскочила мимо гостеприимно открытой двери в мужской сортир, еще ускорилась и на бегу выхватила у уборщицы музицирующий мобильник.
Ограбленная фройляйн тихо взвизгнула.
Сообразительная Ирка громко вскричала:
– Боже, эти мумбоюмбцы – настоящие дикари!
Умница подружка, создает ложный след!
Я еще поднажала и на скорости, очень близкой к первой космической, унеслась в неразличимую даль.
Нигерийских бегунов я наверняка посрамила.
24 января, 08.25
Добежав до ближайшего лифта, я спустилась этажом ниже.
По пути в кабинке я избавилась от маскировки, так что в зал ожидания на первом этаже вышел не рыжеусый мумбоюмбец в шапочке с помпоном и одеянии цвета бешеного кузнечика, а простоволосая блондинка в синей курточке.
Телефон свой я отвоевала вовремя: как раз проснулись и активизировались мои заступники в просвещенной Европе.
К тому моменту, когда ко мне присоединилась Ирка, я успела обменяться сообщениями с российским посольством в Вене и редактором газеты в Праге.
Посольские люди доложили, что отправили в полицию официальное ходатайство о признании моих обстоятельств исключительными, а редакторша посоветовала тянуть время и всячески уклоняться от депортации. Например, спрятаться во время вылета борта в Краснодар в туалете.
– НЕТ!!! – решительно ответила я ей по поводу туалета.
В туалетные прятки я уже на всю жизнь наигралась.
Тогда коллега посоветовала мне подумать о затяжном отправлении религиозного культа. Сказала – полиция не вправе прерывать религиозный обряд и, пока я общаюсь с Господом, меня не депортируют.
«В прошлом году в аэропорту Праги не пускали в страну араба, у которого шенгенская виза заканчивалась на другой день. Так он расстелил посреди зала коврик и десять часов без перерыва стоял на коленях, крича: «Аллах акбар Чех репаблик!», пока его не пустили», – написала мне газетчица.
«У меня же нет коврика», – отговорилась я.
Уж не стала объяснять, что у меня нет желания часами бить поклоны в красном углу под табло с расписанием рейсов. Я не любитель однообразных физкультурных упражнений, даже если они облагораживают не только тело, но и душу.
Пришла Ирка, принесла мне, добрая душа, стаканчик кофе и шоколадку из автомата.
Мы расслабленно посидели, глядя на снегопад за окном. В зале ожидания на первом этаже одна стена была стеклянной, и в свете наступившего утра было видно, что на дворе, то есть на летном поле, метет метель.