Но ведь это не Мигель летел через полмира с кокаином в желудке!
А что, если бортпроводницу насторожил тот факт, что пассажир в столь долгом перелете ничего не ел и не пил?
А если пограничники обратят внимание на странную бледность, дрожащие руки и потный лоб пассажира Педро Рамиреса?
– Меньше трусь, и все будет прекрасно! – обещал Мигель.
Но Педро трусил.
Знать, что у тебя в желудке находятся упаковки с жидким кокаином, и при этом не трусить можно было бы лишь при полном отсутствии воображения. Педро, увы, был не лишен фантазии и заранее в ярких красках представлял себе собственную мучительную смерть. Он знал, что она наступит очень быстро, если хотя бы один из пакетиков лопнет.
Воздержаться от еды и питья в таком настроении и состоянии было нетрудно, а вот в туалет бедняге Педро хотелось постоянно, и едва ли не четверть полетного времени он провел в кабинке уборной. У него был слишком слабый мочевой пузырь – плохая особенность для наркокурьера. Но Педро уже поклялся Иисусу и себе, что повторять сегодняшний опыт не будет никогда и ни за что.
Осталось продержаться совсем немного, и все, наверное, сложилось бы лучшим образом, если бы после проверки паспортов Педро не направился в туалет.
Мысль о том, что он несет в себе ядовитое вещество в пакетах, которые медленно, но верно разъедает желудочный сок, придавала движениям контрабандиста Педро степенность и плавность, характерные для рассудительных женщин на поздних сроках беременности.
Педро Родригес неторопливо и осторожно шествовал в туалет, когда выскочившая из лифта сумасшедшая девица с сумкой-тележкой на полном ходу врезалась в него, как небольшой автомобиль с прицепом, ударив в живот.
Педро сложился пополам и кулем рухнул на пол.
Мысленно он увидел, как брызнул из раздавленного в желудке пакетика белый яд, ужаснулся и потерял сознание.
24 января, 15.46
Воровка Сольвейг с комфортом уехала в единственном лифте, а нам с подружкой пришлось бежать по лестнице, свежевымытые ступеньки которой были опасно скользкими.
Это здорово снизило нашу скорость, и на первый этаж мы прибыли со значительным отставанием от преследуемой.
Ирка так разозлилась, что даже добрый пинок, который она походя отвесила пластмассовой растопырочке с изображением падающего в лужу человечка, не погасил ее разрушительный порыв.
– Ну я тебе покажу! – ревела моя подружка, бешено озираясь в поисках ограбившей ее поганки.
На парня, свернувшегося кренделем на полу под дверью мужской уборной, она не обратила внимания.
Я тоже в первый момент не придала особого значения этому обстоятельству, проассоциировав павшего с тем предупреждающим знаком «Осторожно, мокрый пол!», который Ирка отправила в полет со ступенек могучим пинком.
Затем я заметила, что на этаже пол сухой и, стало быть, этот парень вовсе не поскользнулся. А почему же он тогда упал и лежит, как мертвый?
Тело у туалета закономерно проассоциировалось у меня с телами в туалете, и мой внутренний голос с готовностью ужаснулся:
– Что, третий труп?!
– О чем ты говоришь? Конечно, я убью ее! – думая о своем, кровожадно оскалилась Ирка.
Определившись с направлением, она порысила к пограничным будкам, высматривая Сольвейг в толпе прибывших пассажиров.
На их месте я бы еще подумала, надо ли мне в Вену, где самой первой иностранных гостей встречает сердитая мощная тетка, похожая на злющую валькирию!
Меня, однако, больше интересовал предполагаемый труп.
Поскольку он загораживал своим телом дверь в уборную, там быстро собралась небольшая толпа, в которой кто-то уже взывал, тревожно модулируя:
– Хер полицай! Хер полицай!
Я отодвинулась с дороги полицейских херов, но далеко не ушла, чтобы следить за развитием ситуации.
Хотелось понять, что такое случилось с этим парнем. Вдруг мы получим ключ к разгадке тайны трупов в туалете?
К сожалению, моя подруга при всех ее прекрасных качествах все-таки жуткая эгоистка. Утрата собственной сумки для нее оказалась важнее чьей-то потерянной жизни.
– Идем в полицейский участок, я немедленно должна сделать заявление! – сказала она.
– О чем? – спросила я, не отводя взгляда от тела на полу.
Подоспевший полицейский щупал его пульс и одновременно озабоченно бурчал в рацию.
Меньше чем через минуту к раздвижным дверям подъехал медицинский фургон, из него шустро выгрузили каталку.
«Судя по спешке, парень еще жив, похоже, просто он в обмороке был, – прокомментировал мой внутренний голос. – Смотри-ка, да у него губы шевелятся!»
Я бесцеремонно пролезла поближе, присмотрелась к обморочному парню на каталке, насторожила ушки и отчетливо уловила повторяемое слово.
Он как заведенный бормотал: «Кокаин, кокаин».
– Да идем же! – Подружка дернула меня за рукав. – Я должна как можно скорее сделать заявление о краже сумки и описать грабительницу, чтобы ее нашли по свежим следам!
Я машинально посмотрела на пол, но никаких следов не увидела.
– В полицию! – требовательно повторила Ирка.
Пришлось подчиниться.
24 января, 16.50
Вытянув далеко под стол гудящие ноги, стажер Йохан Фунтель пил кофе.
Не напрасно говорят, будто самые лучшие приправы – это усталость и голод. После долгого и утомительного сдвоенного обхода отвратительная коричневая бурда из кофеварки в участке казалась Йохану райской амброзией.
Предвкушая повышение градуса удовольствия, он развернул шоколадку, освободив батончик «КитКат» от упаковки столь тщательно, что со стороны это походило на личный досмотр. А затем еще и оглядел продукт со всех сторон, что уже тянуло на личный обыск.
При этом гарантом соблюдения прав шоколадных батончиков выступал сам группенинспектор Борман, присутствовавший при раздевании и досмотре шоколадки.
Он наблюдал за действиями стажера с безмолвным, но нескрываемым интересом.
Группенинспектор и сам бы не отказался от сладкого, если бы не боролся (безуспешно) с лишним весом.
– С какой начинкой? – не выдержав, спросил он Йохана.
– Вроде не с кокаином, – ответил нахальный стажер и захихикал.
Борман ухмыльнулся. Чудесное задержание незадачливого наркокурьера обещало стать любимой шуткой всей бригады.
Глупее и смешнее, чем проколовшийся «глотатель», в этой ситуации выглядел только стажер Якоб Шперлинг, страстно мечтавший об эффектном задержании и проморгавший уникальный шанс.
Курьеры-глотатели в последние годы стали редким, буквально вымирающим видом.