— Ты сам не веришь тому, что говоришь! — ответила она, по-детски улыбаясь. — Может ли кто стоять в свете выше того, кого я люблю?
— Маргарита! — продолжал он еще серьезнее. — Если бы кто-нибудь явился к тебе и стал тебе говорить обо мне дурное, чтобы возбудить недоверие и подозрение, ведь ты не знаешь моего прошлого… Если бы тебе сказали, что я недостоин тебя, Маргарита, что бы тогда ты сделала, что подумала бы и чему поверила?
— Поверила бы, друг мой, — блеснула глазами она, — твоей верности, твоей любви, подумала бы только, что я тебя люблю, что я должна любить тебя, что эта любовь выросла со мною и что я буду тебя любить до последнего биения моего сердца, а что бы я сделала…
С улыбкой обняла она его, и свои розовые губы подставила для поцелуя. Он обнял ее и крепко поцеловал. Маргарита посмотрела на него:
— Кто же, друг мой, кто может говорить о тебе дурное?
— Кто мог бы тебе говорить обо мне дурное? — мрачно спросил он. — Тот, кто меня ненавидит, потому что зависть и ревность открыли ему, что я тебя люблю. Тот, кто, занимая в свете высокое положение, смотрит на меня свысока и считает недостойным даже приближаться к тебе, тот, кто, как тень, вошел в лучезарный ореол нашего счастья.
Сильно покраснев, она поникла головой.
— Маргарита! — позвал он. — Разве ты не знаешь, разве ты никогда не чувствовала, никогда не читала в его взгляде, что он тебя любит?
— Я знаю только твою любовь, — возразила она с дрожью.
— Клянусь тебе! — воскликнул он. — Его любви нет дела до моей, но все же он лорд и поэтому осмеливается смотреть на тебя и обращаться со мной, как с лакеем.
Маргарита гордо выпрямилась.
— И ты сомневаешься во мне, мой любимый, и ты мне не доверяешь? Ты думаешь, что можно поколебать мою любовь?
— Прости, Маргарита. — Капитан начал целовать ее руки. — Прости, ведь такие мысли у меня появляются от избытка любви, и даже не мысли, а какой-то страх.
— Посмотри мне в глаза, — попросила она, — и тени исчезнут. Клянусь тебе, что лорд, которого я ненавижу, никогда не сказал мне о тебе дурного слова, и если бы он только осмелился на это, то я ответила бы так, что всякий дальнейший разговор прекратился бы.
Он обнял ее, губы их слились в поцелуе, и долго они болтали шепотом, повторяя друг другу то, что они давно знали. Когда они наконец расстались, то в конце аллеи она еще раз обернулась и послала ему воздушный поцелуй; он же все стоял у края бассейна, вдыхая аромат лотосов.
В это время лорд Торнтон велел доложить о себе леди. Гастингс, и она приняла его в своем будуаре. У лорда был особенно торжественный вид, и после первых приветствий он сообщил ей, как бы отвечая на ее вопрошающий взгляд:
— Я очень рад, миледи, что застаю вас одну, мне надо поговорить с вами наедине. Я хотел бы высказать вам одно мое желание, которое я таю в сердце, а так как вашего мужа здесь нет, то я обращаюсь к вам…
— Я слушаю, — сказала Марианна, — и вы знаете, лорд Чарльз, что я всегда готова исполнять ваши просьбы, если только они в моих силах.
— Здесь, в далекой Индии, произошел переворот в моей жизни, переворот, давно ожидаемый моим отцом, маркизом Хотборном. Я нашел особу, которой я хотел бы предложить свою руку, чтобы ввести ее пока — как леди Торнтон, а затем — как маркизу в английское общество, украшением которого она будет.
На секунду Марианна опустила глаза, но скоро овладела собой. Предложение противоречило всем ее мыслям о будущем Маргариты. Лорд, хотя и говорил почтительно, но по его тону можно было понять, что сделанное им предложение все должны считать за особую честь. Марианна почувствовала себя оскорбленной и отвечала с холодной вежливостью:
— Ваше предложение, лорд Чарльз, делает честь мне и моей дочери, но я не в состоянии дать вам сейчас ответ. Прежде всего решительный ответ на ваш вопрос может дать только мой супруг; без его воли я никогда не подам даже и маленькой надежды.
— Вашего супруга здесь нет, — возразил лорд, — поэтому я прежде всего должен обратиться к вам. Я сейчас же напишу ему, а может быть, вы будете добры передать ему мою просьбу?
— Это мой долг — спросить совета мужа, но я вас предупреждаю, что Маргарита не дочь моего мужа; она немка, ее отец — барон Имгоф, я с ним разошлась, так как брак с ним делал и меня, и его несчастными.
— Я знаю, — ответил лорд. — И мне известно, что фамилия Имгоф принадлежит немецкому дворянскому роду.
— Но мой первый муж жив, и, пожалуй, его положение не будет соответствовать в глазах света положению отца будущей маркизы Хотборн. Он часто нуждается. Ваше доверие, лорд Чарльз, принуждает меня быть вполне откровенной.
— Мне все известно, — спокойно возразил лорд. — И мое дело — так уладить обстоятельства, чтобы не возникло повода к каким-то затруднениям. Я стою достаточно крепко на ногах, чтобы предоставить своей жене должное положение.
— И потом, — продолжала Марианна, — есть еще одно обстоятельство, которое может разрешить только моя дочь…
— Что за обстоятельство? — спросил лорд, и в его глазах вспыхнула угроза.
— Чисто личное, лорд Чарльз, которое состоит в том, чтобы выяснить, любит ли вас моя дочь. Я сама слишком много перенесла и знаю, как больно ошибиться в своих чувствах.
— Я не требую романтической любви, как ее описывают поэты, — высокомерно отвечал лорд, — но я полагаю, что обладаю теми качествами, которые можно требовать от мужа.
— Конечно, я разъясню своей дочери, — согласилась Марианна более сдержанно, — преимущества положения леди Торнтон. Но, впрочем…
— Впрочем? — переспросил лорд.
— Впрочем, — перебила Марианна, — прежде всего нужно, чтобы ее сердце было еще свободно.
— Еще свободно? Если какая-нибудь глупая, детская фантазия заняла сердце вашего несозревшего к жизни ребенка, что же тогда, леди, неужели вы дадите этой фантазии право решать будущее вашей дочери?
— Я ведь пока не знаю, — пояснила Марианна. — Прошу дать мне время объясниться с дочерью и спросить совета у мужа.
— Итак, миледи, — констатировал он с принужденной вежливостью, — если вы находите возможным допустить молодое увлечение, которое я назвал фантазией, то я могу допустить, насколько я изучил обстоятельства, что здесь есть только один человек, о котором может идти речь: это капитан Синдгэм.
Последние слова он произнес очень резко и пронизывающе глядя на Марианну. Она покраснела от его взгляда, но, овладев собой, гордо проговорила:
— Я уже ответила вам, лорд Чарльз, что мне не представлялось повода испытывать сердце моей дочери. Но если у нее окажется влечение к капитану Синдгэму или к кому-либо другому, то я никогда не решусь насиловать ее чувства.
Лорд Чарльз побледнел.
— А если капитан Синдгэм предложит своей супруге только скромное, а не уважаемое положение, вы и тогда будете думать, что любовь может наполнить жизнь счастьем?