Большая часть солнцепоклонников, несмотря на требования полиции, все же осталась на холме, но Лесе уже не было нужды оставаться с ними. Она видела, что Богумира и его сообщников полицейские повели вниз. И там же были ее муж с Андроником, которому кто-то уже перевязал чистой тряпицей руку.
Так что Леся торопливо простилась с новыми знакомыми и поспешила следом за своими.
Догнать Эдика и Андроника ей удалось только внизу. Они оба уже сидели в машине и, кажется, собирались ехать. Увидев ее, Эдик помахал ей:
– Скорей! Иди сюда!
Леся запрыгнула в машину и обиженно осведомилась у мужа:
– Вы что? Вы без меня уехать собирались?
– Так ведь ты где-то ходишь… А нам надо поторопиться, если мы хотим отвезти Андроника к врачу и успеть поучаствовать в допросе Богумира.
Пока муж говорил, Леся разглядывала Андроника. Как он? Сам юноша уже почти перестал плакать, во всяком случае, если и всхлипывал, то не так громко. Однако, несмотря на оказанную ему кем-то второпях медицинскую помощь, Андроник был бледен, а глаза у него были красными и опухшими. Кажется, только сейчас до юноши стало доходить, как опасен был проявленный им героизм. Да и рука у него, должно быть, сильно болела.
Леся видела, что сквозь слои белой ткани, которой юноше обмотали раненую руку, уже проступали красные пятна крови. Время от времени Андроник поглядывал на свою руку и бледнел еще больше, а глаза у него вновь наполнялись слезами. Надо было срочно везти юношу в город, в больницу.
Эдик был того же мнения.
– Юра мне обещал подождать и не начинать без меня допроса свидетелей, но кто его знает, утерпит ли?
– А как же Таня? – встрепенулась Леся. – И Аня? Где они? Вы это выяснили?
– Юра первым делом спросил у Богумира, где девушки.
– И что тот сказал?
– Богумир говорит, что не видел их обеих аж с последнего школьного звонка.
Сердце у Леси упало.
– Он врет! Или… или эти его сообщники спрятали девушек!
– Верно, Андроник в одном из помощников Богумира опознал того «грибника», которого видел в лесу возле летнего лагеря девушек. Сейчас этот человек полицией также задержан. И как только мы сможем его допросить, многое прояснится.
Взглянув на огорченную Лесю, Эдик попытался приободрить ее.
– Понимаю, ты рассчитывала, что сегодня же все и закончится, но ты не переживай. Если девушки живы, то протянут еще денек.
– Если живы!.. – воскликнула Леся, не скрывая своего отчаяния.
– Мы должны учитывать все варианты, – строго произнес Эдик. – К тому же даже если их держат где-то в плену, то сейчас все-таки лето, а значит, тепло что днем, что ночью. Девчонки, по крайней мере, не замерзнут. Ну а без еды они смогут выдержать еще какое-то время.
Лесе не терпелось услышать, что скажут Богумир и его сообщники на допросе. Такая возможность представилась ей спустя всего пару часов.
К этому времени вся компания была доставлена в город и препровождена в отделение, после чего был составлен первичный протокол задержания на всех, исключая лишь священника и Андроника. Последнего отправили в больницу на перевязку руки, из которой продолжала идти кровь. А священник отбыл восвояси, важно поддерживаемый под руки двумя батюшками саном помладше.
Вид у попа был до такой степени страдающий и в то же время гордый, что можно было не сомневаться: в скором времени его подвиг будет воспет в легендах, а у самого попа есть все шансы претендовать на быстрое повышение по службе и крупную награду от начальства. Глядя ему вслед, Леся не удержалась и улыбнулась. А что? Совсем неплохой обмен. Священник явно не в проигрыше и отлично сознает это.
Хотя если вдуматься, то вместо награды здешнего батюшку следовало бы наказать. А вместе с ним и все местное духовенство. Ведь именно от них требовалось следить за духовным здоровьем своих чад. А вместо этого священники занимались совсем другими делами и не заметили, когда овцы из их стада прибились совсем к другим пастухам.
Что касается Богумира и других волхвов, то их полицейские отпускать не торопились.
Допрос Юра начал с самого меньшего, на его взгляд, проступка Богумира.
– Расскажи-ка ты нам, как же ты, школьный учитель, и докатился до жизни такой, что конокрадством занялся?
– Лошадь я не крал, – ответил Богумир, вытирая запекшуюся на губе кровь. – И приказа я такого не отдавал. Кража кобылы – это целиком и полностью собственная инициатива моих людей.
– Значит, не отрицаешь, что люди твои и ты за них в какой-то степени отвечаешь?
– Признаю. Но ведь кобылку, как я видел, отпустили? Значит, этот вопрос снят.
– Хорошо. А девушки где?
– Какие?
– Ты знаешь, о ком идет речь. Таня и Аня – сестры!
– Вы меня уже про них спрашивали, – напомнил волхв.
– И тем не менее я снова задаю тот же вопрос.
– Понятия не имею, где они, – покачал головой Богумир. – Со старшей, Таней, я вообще мало общался, только в школе ее и видел. А младшая, Аня, да, она ходила ко мне на факультативные занятия.
– И что? Ты собирался принести ее в жертву своим древним богам?
Богумир забыл и про свою разбитую губу, и про другие раны и уставился на Юру с откровенным возмущением.
– Вы чего? За кого вы меня принимаете?
– За того, кто ты есть! Раз ты – волхв, то, значит, поклоняешься древним богам. А они требовали человеческой крови, это общеизвестный факт.
Какое-то время Богумир помолчал, а затем произнес:
– Мне очень жаль, но тут явно произошло какое-то недоразумение.
– Объясни.
– Я не призываю и никогда не призывал людей вернуться к прежней, дохристианской, вере.
– Значит, ты не язычник?
– Я и сам крещен, и вся моя семья тоже крещеные люди. И мы все веруем в Бога нашего – Спасителя! – произнес Богумир громко и как-то очень убедительно.
Юра выглядел несколько сконфуженным, но не сдавался:
– Но при этом в церковь ни ты, ни твои близкие не ходите. Я слышал, как священник ругал тебя за это.
– И что с того? Почему я должен идти в дом, где Бога истинного уже давно не чтят? Зачем мне идти туда, где служители Божьи погрязли в жажде наживы и озабочены лишь увеличением своей мирской власти? Время идет вперед, а попы все меньше и меньше думают о своих душах и душах своей паствы. Но зато они до крайности увлечены строительством все новых и новых храмов и украшением их. И их совсем не заботит то, что истинное богатство храма отнюдь не в золоте, украшающем его, а в душах людей, приходящих туда на молитву, в их чистоте.
Помолчав, Богумир произнес: