– Это, – перебил его Вульф, – существенный факт. Чрезвычайно. Как тщательно его проверили? Приглашенный к обеду гость вполне мог воспользоваться машинкой, особенно если ему понадобилось замести следы.
– Да, знаю. В субботу вы сказали, что на этом желательно сосредоточить внимание. Я поручил проверку лично Стеббинсу, приказав ему действовать тщательнейшим образом, что он и сделал. Теперь смотрите. Допустим, вы – Кастин или Бриггс, идете туда на обед в качестве гостя Корригана. Допустим, вы хотите воспользоваться в определенных целях этой машинкой. А как это сделать, как проникнуть туда, где она стоит, да так, чтобы этого не заметили ни Корриган, ни обслуживающий вас человек? По-моему, рассчитывать на это не приходится, верно?
– Да.
– Поэтому похоже, что Корриган в самом деле донес на своего компаньона. Это одно уже делает признание куда более достоверным, подписано оно или нет, – к такому выводу пришли и в офисе у прокурора. Да и вы, по-моему, утверждали практически то же самое в субботу? Что-нибудь не так?
– Нет, все так. – Вульф издал смешок, похожий на кудахтанье. – Я просто хочу принять от вас извинение.
– Черт побери! За что я должен извиняться?
– Вы обвинили нас с Гудвином в том, что мы сами сделали эту загадочную пометку на заявлении Дайкса об уходе с работы. Итак?
Кремер поднял стакан и не спеша выпил пиво. Потом поставил стакан на стол.
– Пожалуй, – признал он. – Только эта штука до сих пор представляется мне типичным для вас фокусом, поэтому я подожду с извинением. В письме Корригана есть одна деталь, которая не дает мне покоя. Там говорится, что он сделал эту пометку в декабре, поэтому ее не могло быть там, когда они видели заявление летом, все правильно. Но она должна была быть там неделю назад, в субботу, когда заявление было послано вам. Тем не менее трое из них утверждают, что ее не было. Фелпс попросил свою секретаршу по фамилии Дондеро посмотреть, лежит ли заявление в архиве, она нашла его и передала ему. В то утро в офис на совещание по просьбе Корригана явился О’Мэлли, и, когда секретарша принесла заявление, они оба его видели. Клясться, что пометки на нем не было, они не станут, но оба утверждают, что, если бы была, они бы обязательно ее заметили. Более того, девица говорит, что готова засвидетельствовать перед судом, что на письме пометки не было. Говорит, что, будь она там, она бы тоже непременно ее заметила. Фелпс продиктовал ей свое письмо вам, она его напечатала. Фелпс его подписал, она положила это письмо, заявление Дайкса об уходе и другие бумаги, написанные Дайксом, в конверт, адресованный вам, послала за курьером и отнесла конверт в приемную, где оставила телефонистке, сидевшей за коммутатором, для передачи курьеру. Чему же мне прикажете верить?
Вульф повернул руку вверх ладонью.
– Фелпс и О’Мэлли оставили письмо открытым. Секретарша лжет.
– Значит, черт побери?..
– По привычке, свойственной женскому полу.
– Глупости! Не шутками же нам отделываться, если придется заговорить об этом в суде. Но на данный момент, по-моему, можно об этом забыть. Придется, если решили верить письму Корригана.
– Арчи, – повернул голову Вульф, – мы отдали мистеру Кремеру заявление Дайкса уже с пометкой?
– Да, сэр.
– И конверт? Конверт, в котором оно было нам прислано?
– Нет, сэр.
– Конверт у нас?
– Да, сэр. Как вам известно, мы храним все, пока дело не будет окончательно закрыто, за исключением того, что передаем полиции.
Вульф кивнул.
– Возможно, он нам понадобится в случае, если нас обвинят в косвенном соучастии. – Он повернул к Кремеру: – А как насчет прокуратуры? Они тоже согласны об этом забыть?
– Они считают это незначительным фактом. Если, разумеется, верить всему остальному в письме.
– Показывали ли вы письмо коллегам Корригана?
– Конечно.
– Они ему верят?
– И да и нет. Не поймешь, потому что они все какие-то полоумные. Еще бы, год назад их старшего компаньона лишили практики, а ныне их новый старший компаньон сознается в убийстве трех человек и кончает с собой, – их положению не позавидуешь. По мнению Бриггса, им следует заявить о том, что письмо с признанием – подделка, и привлечь вас к ответственности, но это пустая болтовня. Пока он не говорит, что вы или Гудвин убили Корригана, но скоро начнет. Фелпс и Кастин утверждают, что, если признание и подлинное, все равно оно не может служить документом, потому что не подписано и его опубликование будет считаться диффамацией. По их мнению, мы должны забыть про письмо, одновременно приняв его за истину. Почему бы нет? Корриган умер, значит, дело об убийствах можно закрыть, и тогда они смогут понемногу прийти в себя. К нам они испытывают примерно то же чувство, что и Бриггс, но настроены более реалистично. Посмотреть в глаза О’Мэлли они не решаются, хотя он не оставляет их в покое. Все время старается чем-нибудь досадить. Послал цветы жене присяжного, которому дал взятку, с письмом, в котором просит прощения за то, что подозревал ее в доносе на него. И, прежде чем послать письмо, он прочитал его своим бывшим компаньонам в присутствии лейтенанта Роуклиффа и поинтересовался их мнением на сей счет.
В стакане у Кремера пива осталось на один глоток. Сделав этот глоток, он потер нос кончиком пальца и снова откинулся на спинку кресла, по-видимому желая поведать нам еще кое-что.
– Наверное, на этом можно поставить точку. Прокурор округа будет готов выступить перед прессой с заявлением, как только решит, можно ли обнародовать признание. Слава богу, что ему, а не мне принимать это решение. Что же касается главного вопроса – поставить ли крест на этих убийствах или нет? – то это придется решать и мне. Я-то, может, и готов на это, но приходится считаться с вами. Вот почему я явился сюда. Уже пару раз я по глупости пнул ногой шляпу, в которой вы запрятали кирпич, поэтому теперь остерегаюсь сломать палец. Вы установили связь между Джоан Уэлман и Дайксом, заметив имя Бэйрда Арчера. Вы разыскали Рейчел Эйбрамс, и, не опоздай Гудвин на две минуты, она осталась бы жива. Вы взяли Корригана на пушку, заставив его пустить себе пулю в лоб. Поэтому я повторяю вопрос, который задал вам позавчера: готовы ли вы послать своему клиенту счет?
– Нет, – ровным голосом отозвался Вульф.
– Я так и думал, – прорычал Кремер. – Чего вы ждете?
– Я уже перестал ждать. – Вульф стукнул ладонью по подлокотнику кресла – жест столь непривычный для него, что мне показалось, он вот-вот сорвется на крик. – Вынужден перестать. Вечно это продолжаться не может. Придется приступать к действиям с тем, чем я располагаю, или отказаться от всего.
– А чем вы располагаете?
– Тем же, чем и вы! И ничем более. Может, этого и недостаточно, но возможности отыскать кое-что новое я не вижу. Если я…
Зазвонил телефон, и я повернулся, чтобы ответить. Это был Сол Пензер. Ему требовался Вульф. Вульф взял трубку, знаком велев мне положить мою, что я и сделал. В том, что мы с Кремером имели возможность слышать, ничего интересного не было. В основном мычание через определенные промежутки. По-видимому, Солу было о чем доложить.