Сол ушел пораньше, чтобы найти водителя такси с неприметной внешностью. Когда я вышел в холл за шляпой и плащом, Вульф отправился вслед за мной, чем весьма меня растрогал: ведь он еще не допил свой послеобеденный кофе.
– И все-таки ты зря сунул это в карман, – сказал Вульф. – Надо было лучше спрятать в носке.
– Не вижу разницы, – отрезал я, влезая в плащ. – Если меня решат обыскать, носок ничем не лучше кармана.
– Пистолет точно заряжен?
– Боже мой, в жизни не видел вас таким взволнованным. Еще немного, и вы заставите меня надеть галоши.
Вульф даже самолично распахнул передо мной дверь.
Дождь на улице еще только-только накрапывал, однако через пару кварталов мне все же пришлось включить «дворники». Когда я свернул к центру на Десятую авеню, часы на приборном щитке показывали 19.47. И вот я уже на Пятьдесят первой улице. Ну, сколько там у нас натикало? Всего лишь 19.51. В этом районе и в это время суток места для парковки было в избытке. Я отъехал к бордюру, остановился примерно в двадцати ярдах от перекрестка, выключил мотор и потушил свет, а затем опустил стекло, чтобы хорошенько разглядеть наблюдательный пункт Сола на другой стороне улицы. Никакого такси не было и в помине. Глянув на наручные часы, я немного расслабился. В 19.59 показалось такси, которое остановилось у столбиков ограждения. Шофер вышел наружу, поднял капот и призадумался. Я поднял стекла, запер двери и направился в закусочную.
Один официант за стойкой, пятеро одиноких посетителей врассыпную по всему помещению. Я выбрал место, уселся и попросил принести мороженое и кофе. Пожалуй, на общем фоне столь скромный заказ выглядел несколько подозрительно, но Фриц так меня избаловал своей стряпней, что я в принципе не мог обедать в какой-то забегаловке. В 20.12 мороженое закончилось, а чашка с кофе опустела; пришлось повторить заказ. Я почти прикончил вторую порцию, когда в закусочную вошел какой-то парнишка, огляделся по сторонам, направился ко мне и поинтересовался, как меня зовут. Я ответил, он протянул мне сложенный лист бумаги и развернулся, чтобы уйти.
Парнишка с виду был очень молоденький, только-только со школьной скамьи, и я не стал его удерживать, решив, что тип, с которым мне предстояло встретиться, никак не может оказаться полным кретином. Развернув листок, я увидел аккуратно выведенные карандашом буквы:
Возвращайтесь к машине и возьмите записку под «дворниками» на лобовом стекле. Сядьте в машину и прочтите ее.
Я расплатился по счету, вернулся к автомобилю, нашел записку там, где и было указано, снова залез в машину, включил свет и прочел текст, написанный тем же почерком:
Не подавайте никаких сигналов. Действуйте точно по инструкции. Сверните направо на 11 ав. и медленно поднимайтесь по ней до перекрестка с 56 ул. Сверните направо на 9 ав. Снова направо на 45 ул. Налево на 11 ав. Налево на 38 ул. Направо на 7 ав. Направо на 27 ул. Остановите машину на 27 ул., между 9 и 10 ав. Дом 814. Постучите пять раз. Отдайте человеку, который откроет дверь, обе записки. Он скажет вам, что делать дальше.
Мне все это не слишком понравилось, но стоило признать: инструкции были составлены довольно умно. Одно из двух: или я приеду на встречу без всякого «хвоста», или никакой встречи не будет. Дождь между тем уже лил вовсю. Включив мотор, я сквозь мокрое стекло смутно различил, что водитель Сола все еще ковыряется в карбюраторе, но мне пришлось, конечно, воздержаться от того, чтобы опустить стекло и помахать им обоим на прощание. Сжимая инструкцию в левой руке, я подъехал к перекрестку, подождал, пока светофор не сменит сигнал, и повернул направо, на Одиннадцатую авеню. Поскольку мне не запрещалось держать глаза открытыми, я смотрел по сторонам, и, тормозя на Пятьдесят второй у очередного перекрестка, заметил черный или темно-синий седан, который отъехал от обочины позади меня и медленно покатил в мою сторону. Я принял как данность, что в седане сидит соглядатай, и продолжал послушно следовать указаниям, стараясь не гнать, пока не достиг Пятьдесят шестой улицы и не повернул направо.
Хотя нам обоим постоянно приходилось тормозить на светофорах, я никак не мог разглядеть номера на черном седане – вплоть до остановки на перекрестке Тридцать восьмой улицы и Седьмой авеню, когда я понял, что номеров этих просто-напросто не было. На том же углу, завидев копа-патрульного, я призадумался: может, стоит выпрыгнуть из машины, позвать его и вместе наброситься на водителя седана? Если там сидел душитель, неплохо было бы отправить его в Четырнадцатый участок для беседы по душам. Но, хорошенько обдумав такую возможность, я отверг ее, и, как выяснилось чуть позже, правильно сделал.
Парень в седане вовсе не был душителем, и вскоре я это понял. На Двадцать седьмой улице отыскалось отличное местечко для парковки прямо перед домом 814, и я не видел причин не воспользоваться подвернувшейся мне возможностью. Седан прижался к тротуару прямо позади. Заперев свою машину, я подождал немного, но мой сопровождающий проявил терпение, так что я сделал все по инструкции: поднялся на крыльцо обветшалого кирпичного дома и пять раз постучал в дверь. Слабо освещенный холл по ту сторону пыльной стеклянной панели выглядел пустынным. Пока я всматривался в полутьму за дверью, раздумывая, как быть: постучать снова или, наплевав на инструкции, нажать кнопку звонка, – позади послышались чьи-то шаги, заставившие меня повернуться. На пороге стоял мой соглядатай.
– Что ж, мы на месте, – бодро заметил я.
– Черт, я чуть-чуть не отстал на одном из перекрестков, – с обидой сказал он. – Давай сюда записки.
Я передал ему оба листка – все улики, какие имелись в моем распоряжении. Пока он разворачивал их, чтобы взглянуть, я рассматривал его самого. Это был мужчина примерно моего возраста и роста, худой, но мускулистый, лопоухий, с багровой бородавкой справа на подбородке.
– Все в порядке, – наконец объявил он и сунул записки в карман. Из другого выудил ключ, отпер дверь и толчком распахнул ее. – Иди за мной.
Я подчинился. Мы дошли до лестницы и начали подъем: он впереди, я – по пятам за ним. Пока мы одолевали два пролета, мне не составило бы труда протянуть руку и завладеть пистолетом из кобуры на его бедре, – вот только ничего подобного там не было. Возможно, он предпочитал наплечную кобуру, как и я сам. Лестница была сделана из некрашеных досок, а стены не знали штукатурки по меньшей мере со времен Перл-Харбора; царящий там запах представлял собой сложную смесь, которую я предпочел не подвергать анализу. На второй по счету площадке мой спутник прошествовал к двери в дальнем углу, открыл ее и кивком головы пригласил меня войти.
Внутри нас ждал еще один человек, но и он не был тем, с кем мы условились о встрече, – по крайней мере, я на это надеялся. Было бы преувеличением сказать, что комната была хорошо обставлена, но кое-какая мебель там все-таки имелась: стол, кровать и три стула, один даже с мягким сиденьем. Под потолком сияла лампочка без абажура. Человек, о котором я упомянул, лежал на кровати и сел на ней при нашем появлении, причем подошвы его едва коснулись пола. Ну и ну: плечи и торс – как у борца-тяжеловеса, а ноги – как у недоедающего жокея. Припухшие глазки часто моргали, словно он только что проснулся.