Гребень Клеопатры | Страница: 13

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Она разглядывала скульптуру и гадала, когда же Дэвид соизволит прийти к ней сегодня. Ей вспомнилась их первая встреча. В тот вечер в пабе она стояла и слушала музыку, вытирая слезы, заливавшие лицо. Итальянцы исчезли, бросив прощальное «ciao bella». Повернувшись к стойке, Мари заказала пиво, быстро опустошила кружку, спросила у бармена, когда Дэвид будет выступать в следующий раз, и поспешила к машине, чтобы вернуться в отель прежде, чем алкоголь начнет действовать. Оказалось, музыканты будут играть там целую неделю.

Мари приходила в бар каждый вечер заранее, чтобы занять место, и с каждым разом садилась все ближе к сцене. Ей было наплевать, что рыжеволосый ирландец наверняка заметил невзрачную блондинку, помешанную на его музыке. А может, и не заметил. Играя на гитаре, он закрывал глаза и уходил в свой мир. В перерыве между песнями отвечал на аплодисменты улыбкой, переговаривался с другими музыкантами и даже смеялся, но стоило ему поднести к губам флейту, как он полностью отрывался от реального мира, а вместе с ним — и Мари. Звуки флейты терзали ее сердце, оставляя рваные раны, сочащиеся кровью. Ей с трудом удавалось сдерживать слезы. Наконец Мари призналась себе, что влюбилась в этого мужчину, который играл как бог. Его музыка заставляла ее умирать и возрождаться вновь. Он скоро исчезнет из ее жизни, а она даже не знает, какого цвета у него глаза.

Это произошло в самый последний вечер. На следующее утро ей нужно было поехать в аэропорт, вернуть машину в бюро проката и снова погрузиться в реальность. В тот вечер Дэвид повернулся к ней и заиграл кельтскую молитву собственного сочинения. Потом спустился со сцены, подошел прямо к Мари и сел на стул напротив. Впервые она видела его так близко, и глаза у него оказались голубыми, как весеннее небо.

«Кто ты?» — спросил он по-английски с легким ирландским акцентом.

«Мари!»

Слово далось ей с большим трудом. От его близости у нее закружилась голова. Ей хотелось прикоснуться к его рукам, способным извлекать из флейты такие божественные звуки.

«Мари, — задумчиво повторил он. Произнес ее имя как „Мэри“ и повторил несколько раз: — Мэри. Мэри. — Это прозвучало, как чье-то чужое имя. — Мэри, как Матерь Божья. Что ты пьешь, Мэри, ирландское пиво или амброзию?» — спросил он. Она заглянула в голубые глаза, в которых искрился смех и что-то еще, чего нельзя было выразить словами. Ей хотелось придумать какой-нибудь остроумный ответ, но она сумела только кивнуть. Дэвид ушел к стойке и вернулся с двумя бокалами «Гиннесса». И Мари порадовалась, что не успела напиться, как иногда случалось.

Сколько они там просидели? До закрытия паба, а значит, не так уж долго. Потом Дэвид спросил, не хочет ли она прогуляться по берегу моря, и Мари ответила «да», даже не задумываясь о том, что совсем не знает этого человека. Они прошли улочками Клифдена к берегу. Дэвид расспрашивал ее, она отвечала. Имя, дата рождения, место жительства, профессия, интересы, друзья. Она отвечала кратко, как на собеседовании, и Дэвид не преминул это отметить.

«Ты как будто работу у меня ищешь!» — со смехом заметил он.

Мари умолкла. Ей стало стыдно за свою заурядность. Переведя взгляд на море, она увидела острые скалы, лодки на горизонте и бесконечность, в которой хотелось раствориться. Дэвид повернулся к ней, и она снова отметила, какие яркие у него волосы. Он словно прочитал ее мысли:

«Мне не стоит идти рядом с рыжеволосой женщиной. Встреча с такой перед рыбалкой приносит неудачу».

«Я не рыжая. А ты собираешься на рыбалку?»

Дэвид взял ее лицо в ладони. Он впервые к ней прикоснулся, и Мари задрожала от волнения. «Как можно так сильно хотеть кого-то? — подумала она. — Как можно так долго ждать кого-то?»

«Я вижу рыжие блики в твоих волосах. А моя лодка привязана выше по берегу. Если ты отважишься отправиться в плавание с незнакомцем, я отвезу тебя на остров и буду играть тебе на флейте до самого рассвета».

Конечно, она согласилась. Теперь Мари не хотелось вспоминать детали того вечера. Да и помнила она немного, разве что слова кельтской молитвы, которые декламировал Дэвид:

«Я дар богов. Я бедняк. Я повелитель ночи. Я сын Бога, ищущий его дары».

«Мэрроу», — прошептал он, и объяснил: так ирландцы называют русалку, которая способна выходить из воды на берег. «Я повелитель ночи». Она потеряла на тех скалах то, чего не могла вернуть, да, наверное, и не хотела.

На следующий день Мари не поехала домой в Швецию. Она собрала вещи, заплатила миссис Реймс и перебралась в маленькую квартирку Дэвида на окраине города. Потом позвонила родным и сообщила, что остается в Ирландии. Отец ответил ей молчанием, мама промолвила: «Вот как…», брат промычал «угу», сестра бросила, что никогда не согласилась бы жить в таком ужасном климате. Кто-то из друзей посоветовал ей благодарить судьбу и получать от жизни удовольствие. Наверное, это была Анна. А может, Фредерик.

Постепенно она больше узнала о Дэвиде Коннолли. Несколько поколений его семьи занимались рыболовством, и он, как потомственный рыбак, верил в приметы. Ласточки собираются в стаи — плохой знак. Тени на воде — к несчастью. Он верил, что погоду определяют таинственные процессы в морских глубинах. И хотя сам над собой посмеивался, Мари быстро поняла: Дэвид очень суеверен и относится к морю как к некоему божеству, неподвластному воле людей. Он давно порвал с семьей и посвятил себя искусству. Жил на гонорары за выступления, но большую часть времени посвящал своим картинам и скульптурам, мечтая в один прекрасный день прославиться на всю Ирландию. Дэвид не уставал повторять, что это лишь вопрос времени, ведь всех великих художников поначалу не признавали.

Спустя несколько месяцев они узнали, что сдается в аренду помещение яхт-клуба. Сбережений Мари не хватило бы на жизнь, даже если бы они питались одной любовью, и ей пришло в голову открыть ресторан. Готовил Дэвид просто фантастически. Она решила заняться бухгалтерий и всем остальным. Самое главное — это принесет им деньги, чтобы жить вместе, а Дэвид сможет творить. «Самоуничижение, жертвенность», — скажете вы, но для Мари это было ценой счастья, и она готова была ее заплатить. А холодная и неприветливая Швеция казалось ей черной дырой, способной поглотить ее по возвращении.

Дэвиду идея понравилась, что случалось редко. Он забывал о логике и думал только о чувствах, и Мари подчас требовалось немало усилий, чтобы успокоить его и найти компромисс. Безумно влюбленная, она была готова на все. Они арендовали помещение и спустя пару месяцев открыли ресторан «Русалка». Дэвид сказал, что назвал заведение в честь нее — скандинавской русалки, вышедшей на ирландский берег. Подавали там любимые Дэвидом рыбные блюда: например, мидии с шафраном и кориандром, а еще пироги со сливами.

Мари снова посмотрела на скульптуру. Обвела взглядом контуры, посмотрела вниз, где стояла урна — тоже работы Дэвида. И в этот момент ощутила его присутствие.

Дэвид присел на диван и закрыл ей руками глаза. Мари испугалась, но потом услышала его смех и тоже рассмеялась. Он убрал руки, и она повернулась к нему. Спутанные волосы, веснушки пылают на бледном лице.