– Наличие токсинов абсолютно достоверно установить не удалось. Но есть подозрение на то, что остановка сердца произошла из-за нарушения работы пучка Гисса. А это может быть вызвано спецпрепаратом «Дабл-ю-экс-триста», производимым в США. У него есть такая особенность – спустя пять часов после попадания в организм человека он бесследно разрушается.
Выслушав его несколько монотонную речь, Лев уточнил:
– На твой взгляд, если потерпевший был убит этим ядом, то как токсин ввели в его организм? Инъекцией, с пищей, с водой?..
Потерев лоб длинными худыми пальцами, судмедэксперт ответил, что «Дабл-ю-экс-триста», если только и в самом деле был использован именно он, может быть введен любым путем, даже через царапину – для блокировки проводимости нервных пучков сердца достаточно микроскопической дозы.
– Кстати, на тыльной стороне кисти правой руки Зубильского я обнаружил непонятную царапину, которая, судя по характеру ее подсыхания и прижизненной деформации эпидермиса за счет травматического микроотека, могла появиться не более чем за несколько часов до наступления смерти, – добавил он.
– А вот это уже интересно! – Гуров вскинул указательный палец. – Это уже что-то определенное! Отличная работа!
– Кстати, Лев Иванович, по поводу трупа того гражданина, что умер за рулем своего автомобиля… Рефодин, его фамилия? Так вот, очень занятный момент. Этот человек умер именно от «Дабл-ю-экс-триста» – это установлено точно, на все сто процентов. Выделить химпрепарат удалось благодаря тому, что Рефодину его досталось больше, и в его организм яд поступил с пищей через желудок. Это показали в том числе и характерные изменения слизистой желудка.
Захлопав глазами, Петр издал удивленное «Х-м-м-м…» и озадаченно прокомментировал:
– Ни хрена себе! Это или мода такая пошла у столичной уголовщины, или… или этих двоих убрали одни и те же. Как думаешь? – вопросительно взглянул он на Гурова.
– Не исключено, – согласился тот и устало добавил: – Получается так, что нам придется и этот случай брать под свой контроль? Ё-п-р-с-т! А ведь придется… Тут слишком много общего – и по срокам наступления смерти, и по средству, использованному для убийства. Кстати, и по некоторому портретному сходству Рефодина с человеком, который чего-то излишне настойчиво добивался от Зубильского.
Сославшись на срочные дела, Дроздов отбыл к себе, а в кабинет почти сразу же после его ухода ураганом влетел Стас Крячко, как всегда излишне шумный и энергичный. Незаметно подмигнув Льву, что можно было понимать, как «при Петре о моих делах – ни слова!», он авторитетно объявил:
– Итак, господа, должен сообщить вам преприятнейшее известие: я знаю, кто грохнул Зубильского.
Судя по всему, он ожидал восхищенных «ахов» и аплодисментов, но и Гуров, и Орлов, никак не явив своего восторга, лишь молча воззрились в его сторону, ожидая продолжения. Кисловато поморщившись и безнадежно махнув рукой, как бы желая сказать: «Ни хрена вы не умеете ценить плоды настоящего озарения!», Станислав, уже безо всякого энтузиазма, суховато уведомил:
– В общем, как мне удалось установить, Зубильского отравил тот самый его кореш, на которого отписан загородный дом Платона.
Петр и Лев недоуменно переглянулись. При всем своем удобстве (не надо напрягать голову, бегать, искать, ловить виновника смерти) эта версия-скороспелка имела один очень серьезный недостаток – под нее надо было подгонять уже наработанные факты, в том числе и те, что ей противоречили. Побарабанив пальцами по столу, Орлов коротко предложил:
– Докажи!
Еще больше насупившись, Крячко рассказал о своих сегодняшних изысканиях. Он описал, сколь долго и упорно ему пришлось мотаться по Тютянину, чтобы найти хоть какие-то следы пребывания там Зубильского. И лишь пойдя на «военную хитрость» – купив литр водки для компании тамошних бичей, он узнал от них, что разыскиваемый им тип в том поселке никогда не проживал. А вот в Бобровке, что километрах в двадцати от Тютянина, по свидетельству одного из любителей халявного спиртного, какой-то мужик, похожий на показанное ему фото Платона Зубильского, проживает. Выпивоха даже назвал примерное местоположение дома этого человека.
Прибыв в Бобровку, Стас действительно нашел некий дом, который попадал под описание, сделанное его случайным информатором. Соседи, проживающие через дорогу, которые на тот час оказались дома, подтвердили, что это и в самом деле дом человека, изображенного на фотоснимке, – лично с Зубильским они знакомы не были (в Бобровке тот вообще ни с кем не общался). Кроме того, они рассказали, что этот дом (вернее, его хозяева) в поселке пользуется довольно-таки дурной репутацией. Там частенько происходят пьяные оргии, которые устраивал и Зубильский, и другой человек, хвастливо называющий себя хозяином дома. По однозначному мнению соседей, Зубильский вел себя, мягко говоря, не вполне пристойно. Они отмечали его чрезмерную увлеченность девицами легкого поведения.
По словам собеседников Стаса, своих красоток Платон Зубильский привозил не реже двух раз в неделю. В такие дни «хозяина» коттеджа там не было – он куда-то исчезал. Зато все остальное время куролесил вовсю, собирая не только местных любительниц бесплатного пойла, но и привозил на своем раздрызганном «жигуленке» каких-то спившихся особ, с которыми пьянствовал «до синевы». На жизнь зарабатывал тем, что торговал самогоном, снабжая им алкашей всей ближней округи. Соответственно, употреблял его и самолично.
– Ну, это все понятно, – поморщился Петр. – Хотелось бы услышать что-то более конкретное, за что и чем именно отравил Зубильского этот его приятель.
– Вот это-то я сейчас и расскажу! – Крячко одарил Орлова недовольным взглядом.
По его словам, вчера днем в доме Зубильского едва не случился пожар. Самогонное хозяйство «зиц-владельца» коттеджа находилось в летнем домике. И вот случилось так, что он додумался оставить кипящий самогонный бак без присмотра. Трудно сказать, отчего и почему, но бак в какой-то момент бабахнул, и довольно-таки здорово. Пары спирта воспламенились, домик тут же загорелся, и пламя едва не перекинулось на сам коттедж. Хорошо, сбежались соседи, вызвали «пожарку», и общими усилиями возгорание потушили. А тут как раз и сам Зубильский прикатил. Как всегда, с накрашенными девицами.
Увидев, что там произошло, он начал ругаться на всю улицу и кидаться с кулаками на «зиц-владельца». Его едва удержали. Тогда Платон объявил «корешу», чтобы тот немедленно убирался на все четыре стороны. Впрочем, до этого не дошло. «Зиц-владелец», отведя его в сторону, начал вполголоса доказывать, что он, так сказать, готов вину искупить, абы «лепший друг Платоша» дал ему хотя бы один шанс. Тот, хотя и кипел, как перегретый самовар, в конце концов сменил гнев на милость. Они даже решили выпить мировую.
Впрочем, по-настоящему Зубильский пить не стал – все-таки он был за рулем, поэтому только лишь пригубил. Ближе к вечеру Платон уехал в Москву. Девицы уехали еще раньше – «папик», которому в связи с ЧП было явно не до женщин, вызвал им такси. И вот, в момент попойки, приятель Платона подсыпал ему отраву.