– Не, не только. Он там и заикаться отучился. Только теперь сипит.
Младший, не поворачиваясь, возился со Свити. По его резким движениям было видно – он рассержен.
– Как думаешь, Информатор, что больше дзайчинкам нравится – когда хлопец заикается или сипит?
Младший вылетел из комнаты, хлопнув дверью.
– Зря вы с ним так, – осудил Информатор, – он ведь работал над своим голосом. А изменение тембра голоса усиливает харизматичность. Делает характер более сильным.
– Я и так его более сильным сделаю. Махнем с ним в Канаду. До весны на озерах отсидимся, а там на гризли пойдем. И на барибала. Как только наша птуша вспомнит то, что должна. А если братчык [45] маме шкуру барибала привезет…
– Сойдите с красной дорожки, – перебил Информатор.
– Што?
– Вы стоите на красной дорожке. Я просил ходить только по зеленым полоскам ковра.
– У тебя столько тараканов в голове, что всех и не упомнишь. Отвяжись.
– Сойдите!
– Да плевал я на твои красные дорожки!
– Вот именно! Вам плевать на мои просьбы, потому что вам плевать на меня! Вы спокойно говорите, как отправитесь на охоту, при мне!
– А что такого?
– Вы не предполагаете, что мне, инвалиду, будет неприятно это слышать!
– Да плевал я на твои чувства! И на тебя тоже!
Тот не ответил.
– Эй, – позвал старший, – Информатор… Ты што? У тебя приступ? Где лекарство! На тумбочке? Нет? На кухне? Да не плевал я, не плевал. Все, при тебе – ни слова про охоту.
– И с красной дорожки сойдите, – упрямо прошептал Информатор, как только обрел возможность говорить.
Через пару часов ребята вышли из Катиного подъезда.
– П-подведем итоги, – пробубнил Маркиз, и на этот раз ребята внимательно его слушали.
– Катины р-родители п-предполагают, – продолжил Маркиз, сверяясь со своими записями, – что дочь могла уйти в п-поход с друзьями-биологами. Поскольку однажды она сбежала в экспедицию по с-спасению…
Он пролистнул блокнот.
– Орланов-белохвостов.
– Было дело, – подтвердил Миша, – если Катя что-то решает, она не всегда считает нужным объявить об этом окружающим. Помню…
– Слушай, ты, специалист по Катиному характеру, мы с тобой поговорим попозже, – оборвал его Мак. – Маркиз, что еще?
– Да в общем-то все. Версию о похищении они отвергают. В милиции она заявлена п-просто как пропавшая.
– Понял. Теперь обратимся к специалисту. Который мог бы стать свидетелем, если бы не бросил Катю одну с морской свиньей.
Миша побелел, потом покраснел и опустил голову.
– Где ты ее оставил?
– За нашим домом – детский садик. Ей надо было выпустить Свити на траву, и я предложил…
– Пошли в садик. А ты, специалист, вспоминай, в каком именно месте детского садика ты оставил Катю.
Но была суббота, и ворота садика оказались заперты. Мак потрогал тяжелый замок и хмуро посмотрел на Мишу.
– Вон там, – показал тот через прутья, – мы стояли возле люка. Потом начало моросить. А Свити потерялась. Я предложил ее найти. Катя отказалась…
– Если бы на твоем месте был я, Катя бы не отказалась, – проворчал Мак.
– Так и знал! – не выдержал Миша. – Она тебе нравится!
– Да мне все равно. Просто в жизни не стану слушаться девчонку.
– Катя не просто девчонка! Она… Необычная.
– Да? И ты допустил, чтобы ее, такую необычную, украли?
– Да ее, может быть, вообще не украли! Она, может, в поход ушла!
– Интересно, – пробормотал Маркиз, – что лежит вон там, у бордюра? Что-то н-необычное.
Мак и Миша перестали спорить и уставились на бордюр.
– Ну? – усмехнулся Мак, – кто из вас, умников, готов перелезть через забор ради необычной девочки?
– Я, – сказал Миша.
– Застрянешь, – поддел Мак.
– А ты лопнешь от избытка желчи!
– Не с-спорьте, – попросил Маркиз.
Он вытащил из кустов, росших у забора, ветку.
– Мак, п-помоги, п-пожалуйста. У тебя руки с-самые длинные.
Мак просунул ветку сквозь прутья и попытался ею достать странный предмет, похожий на сморщенный грязный шарик.
– Сдурели? – раздался хриплый голос, и к ним приблизился охранник садика, – что это вы делаете?
– У нас мячик теннисный к вам залетел, – нашелся Миша, – вон он, у бордюра. Подайте, пожалуйста.
Охранник наклонился, взял шарик:
– М-да, пацаны, – фыркнул он, передавая Мише мячик, – боюсь, в теннис им уже не сыграешь. Все, валите отсюда.
Но члены команды «Три М», не слыша его, столпились вокруг Миши, разглядывая находку.
– Ребята, – прошептал Миша – ее украли.
На ладони он держал раздавленный засохший мандарин.
– Это Катькин. Она покупает их для Свити. И вряд ли просто выбросила его. Ее похитили. Вместе со Свити.
Маркиз выронил блокнот. Мак вздохнул и произнес:
– Гоните версии!
– Я знаю, как ее похитили, – сдавленным голосом сказал Миша, – когда я вернулся в детский сад, от площадки отъехал грузовик с надписью «Хлеб». На нем были дипломатические номера!
– И н-номер ты, к-конечно, не з-запомнил? – спросил Маркиз, наклоняясь за блокнотом.
Лицо Миши стало пепельно-серым. Он покачал головой.
На столике передо мной: баклажаны-гриль, фаршированные шпинатом и грецкими орехами, желе из голубики и печенье из арахисового масла.
Ребята расстарались: еда заказана в ресторане. Баклажаны нанизаны на нитку и похожи на экзотические цветы. Очень-очень красиво. Совсем-совсем не хочется есть. Тошнота подкатывает, как при виде мяса.
«Поделом им», – со злорадством думаю я о стараниях похитителей. Мои мысли перекидываются на родителей. Они, наверное, заявили в милицию о моем исчезновении. Интересно, как меня описали? Девочка, высокая, склонная к полноте, с длинными каштановыми волосами, всегда распущенными. Или отделались фотографией?
А если их спросят, в чем была Катя в день исчезновения? Вряд ли кто-то из них вспомнит, что на мне были голубые джинсы клеш, рубашка в цветочек и свитер брусничного цвета. Родителям не до меня. Папа с утра до ночи в «Мариотте», мама – в библиотеке. Что я только не делала, чтобы они обратили на меня внимание! И в олимпиаде участвовала, и в походы с биологами уходила. Им плевать.