– И что же это за корешок такой паскудный?
– Сеня. Сеня Морячок – так его звали приятели. Не слыхал, папаша, о таком? Золотишко любит, умеет пристроить.
– Так, значит, – почесал подбородок старик. – Дружка потерял? А сам-то ты золотишко не любишь? Вон и в ломбард тебя потянуло, и, говорят, сигнализацию ты там умело отключил. Прямо мастак по таким делам, нет?
Антон решил пока промолчать и не навязывать мнение о себе. Если этот старый вор что-то о нем понял, то пусть попытается сам выводы сделать.
– А золотишко, значит, пристраивать стал бы твой Сеня, – продолжал бормотать старик. – Так вот вы и работали. Только что-то не слыхал про вас никто среди людей. Откуда же вы, ребятки, пожаловали к нам? И давненько ли? Если успели в Москве напакостить, то это плохо, очень плохо. И «уголовку» озлобили, не по нашим правилам работали, а пострадать могут другие, ущерб кое-какому делу нанести можете. Опять же в «общак» долю не внесли. А это дело святое, без этого никак нельзя. Нехорошо, друг ты мой ситный, нехорошо.
– Ты меня не совести, – рассмеялся Антон. – Я в вашей Москве ничего еще не сделал. А ломбард… Так это ты своего Марка допроси, как он меня подставил. А вот если бы чего там выгорело, то я обязательно бы свою долю отдал в твой «общак». Ты ведь тут типа «смотрящий», да? А раз так, то помоги мне Сеню найти. Обещаю, что с последнего навара обязательно поделюсь. Мне бы только с Сени это взыскать. Ну, договорились?
Антон не сразу понял, что старичок его очень внимательно слушал. Очень внимательно, наверное, и интонации анализировал, и ситуацию. Повидал старый вор на своем веку оперативников, по-разному его наверняка разрабатывали, и не раз. Вполне мог Слепень предположить в Антоне полицейского.
– Сукой был твой Сеня Морячок, – неожиданно сказал старик со вздохом. – С полицаями путался.
Антон резко повернулся и сделал вид, что потрясен таким признанием, но кричать что-то вроде «врешь» или «не клевещи на дружка» воздержался. Так можно и переиграть, а на этом его быстро раскусят. Сдержаннее надо быть, сдержаннее. Даже воры любят выдержку и хладнокровие.
– Это точно? – тихо спросил он.
– Куда ж точнее. Его, конечно, никто не трогал. Живет человече, и пусть живет. Да и часто стало в нашей среде такое встречаться. Полиция воровать начала, грабить, в товарищество вступать наше, а то и сами организуют и нас в свои ряды приглашают. Вот и Сеня твой с кем-то снюхался.
– А ты и не знаешь, с кем, – усмехнулся Антон. – Не хитри, Слепень. Я Сеню знаю, как облупленного, с детства знаю. Хитрый он, как змея, но работать с ним можно до поры до времени. Главное, вовремя за руку поймать да в узде держать. Я все-таки не удержал. Вот и видишь, что получилось. Ни Сени, ни золотишка, ни каналов сбыта.
– А есть что сбывать? – вдруг спросил старый вор.
– Есть, – признался Антон. – Не много, но есть. Это еще с уральских моих дел. Поможешь, старик? Не обижу.
– Отчего же не помочь хорошему человеку? Только ты не думай, что я такой вот легковерный, сразу и помогать тебе решился, хоть и вижу в первый раз. Проверочка тебе была. И в баре, и потом. И насчет полиции ты правильно понял. Уж больно ты подозрительно себя вел, вот и решили проверить. Если бы сухим вышел из воды после того, как тебя по рукам повязали, значит, ты и есть «легаш». А коли ушел, хорошо ушел, да потом вернулся, чтобы с Марком разобраться, тогда и вера тебе. Правильно рассуждаешь, ведешь себя правильно. Не побоялся, потому что честь тебе дороже. Это мне нравится. А на Марка обиды не держи, это я ему велел с тобой помахаться тут. Где научился?
– Драться? А, это еще в армии. Десантник я в прошлом.
– Ну, тогда смотри сюда, парень. Сеню твоего порешил кто-то. Кто – не знаю, но только вместе с ним и опера положили из «уголовки». Дело мутное, никто ничего не знает.
– Хреновое дело, – покачал головой Антон. – Значит, вляпался Сеня во что-то. Эх, Морячок, Морячок.
– Видать, что вляпался, – подтвердил Слепень. – Дело темное, я тебе это точно говорю. Есть у меня на ушах кое-что про Сеню. Собирался он золотишка много взять, очень много. Не по весу, а по ценности. И канал у него был за бугор к тамошним коллекционерам. «Баксов» мешками можно было получить. Ан нет, сорвалось. Я ведь немного поглядел за твоим Морячком, канал этот вроде надыбал через своих людишек, только оборвался он в самый последний момент. «Легаш» был один, «полкан» из МВД. Бельшицкий его фамилия. Только, сука, застрелился. То ли свои его просекли, то ли еще какая причина была. А может, и не сам. Только без этого «полкана» у меня вся информация в стену уперлась. Вот я и думал, что ты мне глаза приоткроешь на это дело. Уж больно заманчиво на старости лет хороший куш получить да от дел отойти, чтобы на солнышке косточки погреть где-нибудь… в теплых краях.
Вот почему ты в меня поверил, догадался Антон. Жадность одолела, куш напоследок урвать хочется. Если он правильно этого Слепня понял, то вор помогать будет, если пообещаю в долю взять. Помогать будет, но и глаз не спустит. Ох как он следить теперь будет!
Антон ходил по большой квартире умершего ювелира Чебыша и с трудом сдерживал восхищение. Неизвестно, через кого и что там полковник Борисов наплел молодому участковому, но тот в расспросы не пускался и без лишних разговоров привез сюда Антона, вскрыл опечатанную квартиру.
Почему-то Антону казалось, что ювелиры, пусть и знаменитые, пусть и с мировым именем, все равно ремесленники. Это слово засело в его голове еще со школы, и им он машинально называл всех, кто работает руками в собственной мастерской. Ремесленник! В длинном кожаном или клеенчатом фартуке, с засученными рукавами и кожаной повязкой через лоб, чтобы волосы не мешали. Хотя образ не складывался, потому что Антон видел несколько фотографий Чебыша. Полный дородный мужчина с аккуратной бородкой и насмешливыми глазами под седыми нависающими бровями. Нет, вид у старого ювелира был таким, что наводило на мысли о солидных сделках, а не о корпении над ограночным станком.
– Жил Сергей Иннокентьевич тихо, это и соседи показывали, – снова зазвучал голос участкового, и Антон порадовался его словоохотливости. Активные расспросы могли навести на мысли об истинных целях его посещения квартиры покойного.
– А что значит «тихо»? – спросил он, чтобы поощрить полицейского на продолжение рассказа.
– Ни шумных гостей и застолий, ни женщин, извините. Мало кто видел, чтобы он и сам из дома выходил, хотя говорят, что Чебыш вел публичный образ жизни. А еще говорят, что он был очень хорошим мастером. Не верится, но вроде его работы хранятся даже в зарубежных музеях. Вот это человек, да?
– Это точно, – задумчиво ответил Антон, обходя кабинет ювелира и разглядывая инструменты и маленькие станочки. – Странно только, что у публичного человека нет никаких фотографий.
– А этому есть причина, – вдруг раздался за спиной низкий бархатистый женский голос.
Антон резко обернулся и увидел молодую, довольно высокую женщину лет тридцати, в изящном деловом костюме, с темными очками на темени и с не менее изящным клатчем в руках. Стройная фигура, красивые ноги, короткая стрижка. Не столько по заметному мягкому акценту, сколько по внешнему виду и взгляду Антон догадался, что перед ним иностранка. Если ты достаточно наблюдателен, то обязательно видишь разницу в мимике, в наклонах и поворотах головы, еле заметной жестикуляции. Разный язык, разная культура – все это накладывает свой неизгладимый отпечаток.