Весь дальнейший путь я ехала молча, наслаждаясь теплым встречным ветром и внимательно следя за дорогой, чтобы случайно не наехать колесом на камень и не потревожить уснувшего ребенка. Я так старалась, что не сразу обратила внимание на грохот кареты и топот лошадей немного впереди нас; я даже подпрыгнула, точно преступник, пойманный на месте преступления, увидев невдалеке нашу фамильную карету. Гарри и Селия как раз собирались свернуть в ворота усадьбы; если бы мы выехали из деревни на несколько минут раньше, то и домой успели бы до их приезда. Теперь же Селия, высунувшись в окно, сумела прекрасно разглядеть и мою двуколку на ухабистой деревенской дороге, и няньку с ребенком, которая застыла на сиденье рядом со мной, точно медная статуя.
Глаза Селии встретились с моими, но на лице ее ровным счетом ничего не отразилось, хотя я видела, что она рассержена. Что ж, меня это совершенно не удивило. И тем не менее я чувствовала в животе тот самый неприятный холодок, который испытывала когда-то в детстве, попадая в немилость к своему отцу. Я никогда не думала, что Селия может быть способна на взрыв ярости. Однако она явно была разгневана, и я понимала: с ее точки зрения, достойно всяческого осуждения то, что грудного ребенка без разрешения взяли в поездку по проселочной дороге. И я, столкнувшись с ее ледяным взглядом, почувствовала себя страшно виноватой.
Я не стала спешить и медленно ехала следом за ними по подъездной аллее. Однако, вопреки моим ожиданиям, разъяренная Селия отнюдь не поджидала меня на конюшенном дворе. Так что нянька с Джулией смогли благополучно войти через дверь западного крыла, незаметно проскользнуть в детскую и вовремя переодеться. Я же, бросив поводья конюху, обогнула дом и вошла через парадные двери. Селия ждала меня в холле и тут же предложила вместе с ней пройти в гостиную. Гарри я там что-то не заметила; возможно, он по ее требованию согласился при этом разговоре не присутствовать.
Я повернулась к зеркалу над камином, сняла с себя шляпу и самым непринужденным тоном воскликнула:
– Какой чудесный сегодня денек! Ну что, вы сумели купить в Чичестере все, что нужно? Или придется заказывать эти вещи в Лондоне?
Селия мне не ответила, так что я была вынуждена отвернуться от зеркала и посмотреть на нее, неподвижно застывшую посреди комнаты. Как ни странно, ее хрупкая фигура буквально доминировала над окружающим пространством – возможно, благодаря силе ее гнева.
– Я вынуждена просить тебя никогда больше не брать с собой Джулию ни на какие прогулки без моего личного разрешения, – отчеканила она, словно не слыша моих легкомысленных вопросов.
Я смотрела ей прямо в глаза и молчала.
– Я также должна напомнить тебе: мы с Гарри считаем, что Джулию пока никуда возить не следует – ни в открытой повозке, ни в карете, – тем же тоном прибавила Селия. – Мы, ее родители, уверены, что подобные поездки для нее небезопасны.
– Ох, перестань, Селия! – отмахнулась я. – С ней же ничего не случилось. Я взяла самую спокойную и надежную лошадь на нашей конюшне. Я этого Соррела сама обучала. Я решила просто прокатиться с девочкой до деревни и обратно, потому что спать на террасе она не желала и никак не успокаивалась.
Селия посмотрела на меня. Она смотрела на меня так, словно я была препятствием у нее на дороге, которое непременно нужно преодолеть или попросту объехать.
– Мы с ее отцом считаем недопустимым, чтобы девочка ездила в открытом экипаже; в это понятие включается и твоя двуколка, какая бы лошадь в нее ни была запряжена, – медленно и отчетливо проговорила она, словно что-то втолковывая непонятливому ребенку. – Кроме того, я бы не хотела, чтобы в дальнейшем ее без моего личного разрешения вынимали из колыбели, выносили из дома или выходили с нею за пределы усадьбы.
Я пожала плечами и все тем же непринужденным тоном воскликнула:
– Ох, Селия, давай не будем ссориться из-за ерунды! Ну, извини меня. Я просто не подумала, что у тебя могут возникнуть какие-то возражения. Признаю, я не должна была так поступать. Но мне действительно нужно было съездить в деревню, и я с удовольствием взяла с собой Джулию и показала ей наши владения, ее родной дом, как это делал мой папа, когда мы с Гарри были маленькими.
Но и при этих моих словах во взгляде Селии ничто не дрогнуло, и глаза ее ничуть не потеплели в ответ на мои извинения.
– Положение Джулии весьма сильно отличается от того, какое занимали вы с Гарри, – внятно и неторопливо промолвила Селия. – И я не вижу ни малейших причин для того, чтобы ее воспитывали так же, как вас.
– Но она же дитя Широкого Дола! – изумленно воскликнула я. – Разве не должна она все знать об этой земле? Разве не должна исходить и изъездить ее из конца в конец? Это ее дом, ее родина. Она, как и я, принадлежит Широкому Долу.
Голова Селии нервно дернулась; она резко вскинула подбородок, а на щеках у нее вдруг вспыхнул алый румянец.
– Нет, – сказала она, – Джулия отнюдь не в такой степени принадлежит Широкому Долу, как ты. Каковы твои планы, Беатрис, я не знаю, но я пришла в этот дом, чтобы жить здесь с моим мужем, с твоей мамой и с тобой. А вот моя Джулия вечно здесь жить не будет! Она выйдет замуж и уедет отсюда. Возможно, она проведет здесь детство, но все же, полагаю, большую часть времени она будет находиться не здесь, а в школе. Затем, когда она подрастет, у нее появятся друзья, она будет ездить с визитами, и Широкий Дол не будет для нее тем единственным местом на свете, которое она хорошо знает. В ее жизни будет очень много всего, а не только эта земля и этот дом. И все у нее будет иным, чем у тебя, – и детство, и интересы, и жизнь.
У меня даже дыхание перехватило. Я молча смотрела на Селию, и сказать мне было, в общем-то, нечего.
– Хорошо, как тебе будет угодно, – сказала я, и тон мой был столь же холоден, как и у самой Селии. – В конце концов, ты же ее мать.
И я, резко повернувшись, вышла, оставив Селию стоять в одиночестве посреди гостиной. Войдя к себе в кабинет, я плотно закрыла за собой дверь, устало прислонилась к ней спиной и довольно долго стояла так в полной тишине, глядя на заваленный бумагами стол.
Итак, Джулия оказалась полностью во власти Селии. Все делалось так, как хочет Селия. Если моей матери хотелось добавить к диете ребенка хотя бы ложку патоки или меда, то Селия каждый раз этому противилась и требовала, чтобы девочку кормили исключительно грудным молоком. Гарри как-то захотел дать Джулии капельку порто, когда она после обеда сидела у него на коленях, но Селия ему запретила. А уж когда моя мать заявила, что детей следует туго пеленать, Селия восстала против этого с такой вежливой, но неколебимой решимостью, какой никогда раньше не проявляла, выражая несогласие с намерениями своей свекрови, – и, надо сказать, одержала победу.
Моей матери все время казалось, что ножки у Джулии будут кривыми, если их накрепко не припеленывать к дощечкам, но Селия не только сама высказалась против этого, но и призвала на помощь доктора МакЭндрю, который горячо ее поддержал и даже похвалил за стойкость, заверив всех, что девочка благодаря предоставленной ей свободе будет только крепче и здоровее.