– Изобретательность. А еще я барабанил по канистрам в папином гараже. Думал, из этого что-нибудь да получится. – Сэм улыбнулся Эмбер, которая махала на прощание девочкам, вереницей покидавшим классную комнату. – Ну а не получится, всегда смогу играть на ложках. Но лучше оставлю это для выхода на бис. Я живу надеждой.
– Меня устроят оба варианта. Похоже, у тебя скрытые таланты. Твои родители, часом, не музыканты?
– Совсем нет. В нашем доме никому не удавалось и ноты взять правильно, но я люблю барабаны. Сама понимаешь, не самый изысканный инструмент, моя мама не выносила, когда я шумел в доме, папа позволял мне отводить душу на канистрах. Надеюсь, я не напугал девочек.
– Совсем нет, а я была потрясена. Но, кстати, о надежде. Если ты освободился, мы можем спуститься на берег и прогуляться до того, как стемнеет. Там красиво и прохладно.
– Пять минут, чтобы вымыть руки, и я буду готов. Это лучшее предложение за весь день.
– Продолжай в том же духе, и это будет единственное предложение. Жду тебя под пальмой. Второй слева.
– Это свидание, – прошептал Сэм и был вознагражден.
Она явно покраснела от его слов, однако решительно вздернула подбородок, в притворном негодовании повела глазами и пошла по лужайке к заливу.
Сэму потребовалось десять минут, чтобы вымыться, потом высвободиться из стайки девчушек, повисших на нем, когда он шел через сад к берегу.
Но это того стоило.
Сэм полез за маленькой фотокамерой, чтобы поймать в кадр прекрасный образ молодой женщины, присевшей на край старой деревянной рыбацкой лодки в огромном пространстве невероятно красивого золотого песка, на берегу, обрамленном кокосовыми пальмами. Она заметила его, когда он уже сделал снимок, и подарила теплую сердечную улыбку. И тут он понял, этой фотографией он предварит свою статью и будет хранить в своем бумажнике в дождливые дни в Лондоне, когда офис начнет слишком приедаться.
Эмбер надела простую тунику и брюки, гипс на запястье был расписан детскими именами. Волосы завязала сзади шарфом. В его глазах это была самая красивая женщина, которую он когда-либо видел в своей жизни. И тут он увидел золотой кулончик в форме сердца на тонкой цепочке, который стоил ему всех сэкономленных денег. Он копил на запасную резину для автомобиля.
Он отдал ей подарок в машине в вечер ее восемнадцатого дня рождения, перед тем, как включить зажигание. Никаких денег было не жалко, лишь бы увидеть, как засветилось от радости и счастья ее лицо в тот миг. Тогда она впервые сама поцеловала его. Сейчас он не отводил глаз от золотого сердечка. Сегодня вечером из всех украшений своей коллекции (а у нее была целая коллекция украшений) она решила надеть его подарок. Выбрала этот кулон, чтобы спровоцировать его? Или (от этой мысли душа возликовала) показать, что не забыла, как близки они были когда-то? Сэм приблизился к ней, протянул руку и, двумя пальцами приподняв золотую цепочку, покачал кулон:
– Милая вещица.
– Спасибо. Это был подарок от юноши, в которого я тогда была влюблена. Ношу его время от времени.
– Напомнить себе, что тебя любили?
– Напомнить себе, что любовь может разбить сердце, – ответила Эмбер и, подняв руку, сжала пальцы Сэма. – И что меня любили. Да, и это тоже.
От ее искренности у него перехватило дыхание.
Так неожиданно и резко, что, вместо того чтобы присесть на край лодки рядом с ней, Сэм опустился на колени на песок перед Эмбер. Немного погодя, прежде чем задать ей вопрос, который буравил ему мозг целый день, он заглянул глубоко в ее удивленные глаза:
– Почему ты избегаешь нашего интервью, Эмбер? Что так боишься рассказать мне?
В ответ она лишь молча отвела глаза и стала смотреть через его плечо куда-то вдаль на морские волны.
– Когда-то мы были близкими друзьями, – продолжал он. – И говорили с тобой обо всем. О наших надеждах и мечтах, больших планах на будущее. Обо всем. Ты и представить себе не можешь, как мне больно, что ты не считаешь возможным простить меня за ошибку, которую я совершил, когда послушал твою маму и ушел с твоего дня рождения.
– Я считала, что ты предал нашу дружбу, откинул ее как что-то ненужное. – Она снова посмотрела на Сэма и сняла листок, упавший на его плечо.
– Ты ошибалась. Сильно ошибалась. Я был смущен и не знал, куда мы могли бы деваться как пара, но я никогда не предавал нашу дружбу. Ты всегда была другом, к которому я прибегал, когда нуждался в ком-то. Всегда. – Он смотрел на нее, изучая каждую черточку. – Ты была единственным настоящим другом. О, я знаю, ты и твои подружки считали меня популярным в городе, но все сложнее. Я был знаком со всеми в своем районе, играл в футбол, любил прихвастнуть, но развод родителей будто содрал с меня кожу, сделал слишком ранимым, я не мог говорить об этом с кем-то из школы. Научился держать свои чувства при себе. Даже если это вело к одиночеству.
– Вот почему ты общался со мной. Я не от мира сего?
– Возможно. – Он пожал плечами. – Но, послушай, я был юношей с кучей комплексов, игрой гормонов и плохой кожей. Ничего особенного.
– Это не так. Ты всегда был особенным. Для меня уж точно.
– Я знаю. – Он сдвинул брови. – Думаю, в конечном счете именно это напугало меня больше всего, Эмбер.
– О чем ты?
– Ты воспринимала меня слишком серьезно. Слушала пустую болтовню о том, каким успешным журналистом я стану. На самом деле это ты поддерживала меня, чтобы я из кожи лез, но сдавал те экзамены. Ты верила в меня. Наверное, поэтому я и полюбил тебя. – Он слышал, как Эмбер судорожно глотнула воздух, но не стал останавливаться, продолжал говорить: – И это ужасало меня. Я наблюдал, как расходились мои родители, устав от споров и ссор, которые они хоть и скрывали от меня, но не сильно в этом преуспели. Тебе не одной приходилось переезжать из одного дома в другой, когда твоя мама находила нового партнера. Я отказался видеться со своей матерью, когда мне исполнилось восемнадцать, но она все еще обладала властью делать мою жизнь несчастной. – Сэм замолчал. Он не думал об этом все эти годы. Странно. – А потом однажды вечером ты вылезла из лимузина со своей мамой, Эмбер Шеридан Дюбуа. – Он усмехнулся, глядя ей в лицо. – И вдруг моя жизнь стала совсем даже не такой несчастной. Я навсегда благодарен тебе за дружбу, которой не было до тебя в моей жизни, а я даже не понимал этого. Слышишь, навсегда.
– Пока мы не стали больше чем друзья. Ты это хочешь сказать?
Сэм кивнул и крепко сжал зубы:
– Тем вечером, когда тебе исполнилось восемнадцать. Когда мы вернулись к твоему дому после мини-тура по Лондону и я сказал, что люблю тебя… Я действительно любил тебя, Эмбер. – Он рывком вскочил на ноги. – Вот почему ты позвала меня в Кералу, хотя могла записать интервью в Лондоне или по Интернету. Ты знала, что я любил тебя, но ушел. А теперь в твоей власти уйти, оставив меня. – Сэм мотнул головой и повернулся туда, где за песчаной полосой дети резвились в прибое. – Странно. – Он подавил горький смешок. – Вот уж никогда не думал, что ты, оказывается, такая примадонна.