Заключительная фраза: «Можешь не утруждать себя готовкой». Она меня просто добила.
Факт. Я готовила для Дэна каждый вечер, удачливый ублюдок.
Факт. То, как он обронил это «можешь не утруждать себя», как будто мне так легко готовить каждый вечер.
Факт. Дэн жил в пятидесятых годах, женщина готовила ему горячий ужин каждый вечер, изнеженный, неблагодарный засранец, маменькин сынок.
Поэтому он меня не заслуживал. Извиняться? Перед ним? Это он должен был извиняться передо мной, потому что воспринимал меня как должное. Когда он вернется, меня не будет. Я соберу вещи. Я перееду назад в свою квартиру. Есть множество людей, у которых я могу остановиться, пока не истек контракт аренды. Без ужина? Я вообще никогда не буду больше ему готовить! Пусть каждый вечер приходит в пустой дом, и посмотрим, как ему это понравится. Пусть приходит на эту замечательную кухню, мою кухню, пустую, неуютную, неиспользуемую.
Где-то в этом месте моих размышлений о пустой, неуютной кухне мне удалось остановиться. Я довела себя до праведного гнева, но потом снизила обороты, чтобы снова взглянуть в глаза ужасной правде. Это была моя вина. Дэн чувствовал себя обиженным и преданным, поэтому был вынужден огрызаться.
Мне нужно было взять ситуацию под контроль и найти решение. Мне нужно было дать ему понять, что я знаю, как я была не права и как я сожалею об этом. Никаких оправданий, никаких «но», необходимо простое извинение. Дэн простил бы меня, если бы все было правильно. Мы могли бы вернуться к тому, как все было раньше, только сейчас я оценивала бы Дэна правильно, потому что я получила важный урок об обязательствах, верности и браке.
Такими краткими выкладками я искала ответ, и теперь я его нашла.
Мудрость. Какая это фантастическая вещь, когда на тебя наконец снисходит озарение.
Я пошла и купила продукты для пастушьего пирога — любимого пирога Дэна. И, что важно, я сделала еще одну порцию картофельных оладьев. Я могу сказать, что в то утро Дэну почти невыносимо хотелось их попробовать, поэтому я приняла его отказ от них так близко к сердцу.
Остаток дня я была в приподнятом расположении духа. В перерыве, образовавшемся у меня во время приготовления ужина, я прополола сильно заросшую грядку возле латука, которую раньше избегала, и разрисовала пару цветочных горшков. Я погладила белье, посадила несколько семян и застелила кухонные поверхности клеенкой: все эти веселые, домохозяйские дела заставляли меня чувствовать себя хорошей и домашней.
Я украсила стол букетиком садовых цветов, мягко свешивавшихся через край стеклянной вазы, и сервировала его мятно-зеленой посудой с пластиковыми ручками в стиле «Дорис Дэй хочет угодить своему мужчине». Весь образ был не отталкивающим и очень интимным: я давала Дэну понять, что он — главный, и что в меню есть кое-что особенное для него.
Картофельные пирожки были для перекусывания, пока на пастушьем пироге запекалась хрустящая корочка сыра чеддер. Обычно к таким сытным основным блюдам я готовила легкий десерт, но сегодня был вечер Дэна, поэтому на десерт был яблочный пирог и — основной компромисс — мороженое с прослойками малинового джема из магазина.
Я не являюсь одной из избалованных природой женщин, поэтому, обычно думая о макияже и прическе, я выбираю что-то одно. Сегодня вечером я сделала прическу и накрасилась, надела цветное платье, которое носила в медовый месяц. Я напудрила руки сверкающей пудрой, которую моя подруга Дорин подарила мне в день свадьбы.
Пробило семь, восемь, а Дэна все не было. Я сказала себе, что все в порядке. Неважно, как поздно он придет. Я буду ждать его, буду готова его встретить.
Дэн пришел в половине девятого.
Мое сердце бешено колотилось. Я была взволнована и дрожала, и чувство было такое, будто я влюбляюсь: властное, неразборчивое ощущение, когда ты не понимаешь, страшно тебе или радостно.
Думаю, это было предвкушение.
Я знала, что скоро, так или иначе, эта ситуация разрешится.
— Я же сказал тебе, чтобы ты не готовила, — кинул Дэн и пошел прямо в гараж.
Я застыла на месте, от потрясения меня моментально парализовало. Я была ожившим рекламным фотоснимком пятидесятых годов, со своим совершенным ужином, накрытым столом, платьем и помадой. Пародийной картинкой с открытки. Я посмотрела вниз на свои руки — то, что они сверкали, было смешно, как будто я была представительницей инопланетной формы жизни. И тут меня осенило. Я и была инопланетянкой. Чего я хотела добиться, так пресмыкаясь? Все, что я сделала, было попыткой оправдать саму себя. Жизнь была путешествием, брак — процессом учения, и этот инцидент с Ронаном был просто его частью. Дэну просто нужно было это пережить.
Я оставила миксер включенным и последовала за ним в гараж.
— Не уходи от меня так, — сказала я.
— Я сказал тебе, что можешь не трудиться готовить.
Он стоял на скамье над двигателем, но не переоделся в рабочую одежду. Он притворялся, что работает. Он прятался.
— То есть я убивалась весь день, пытаясь что-то исправить, пытаясь сказать «мне жаль», а ты просто уходишь от меня.
Дэн не взглянул в мою сторону.
— Неважно, я сказал тебе не готовить.
Все мои попытки, раздосадованность и разочарования этого дня прорвались наружу, и я закричала:
— Я готовила, потому что Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Дэн взглянул на меня со скамьи, и на долю секунды мне показалось, что он собирается обнять меня, и все станет хорошо. Но потом я увидела, что его взгляд был отстраненным и холодным.
— Нет, Тресса. Ты готовила, потому что это твое занятие. А я — просто оправдание ему.
Его руки сжимали деревянные углы скамьи, а подбородок дрожал от ярости. Мне вдруг стало очень страшно, и я начала по-детски всхлипывать.
— Как ты можешь так говорить? Как ты можешь быть таким жестоким?
Я знала, что Дэн был прав. Когда у меня случались кризисы, я всегда принималась готовить. Я извинялась кульком глазурованных булочек или горкой масляных картофельных пирожков. Я была экспертом по утешающей еде.
Когда Дэн сказал мне, чтобы я не готовила, он имел в виду, что мне потребуется нечто большее, чем горка оладьев, чтобы все исправить.
Настало время умолять.
— Пожалуйста, Дэн, я не могу этого вынести. Мне так жаль. Пожалуйста, скажи, что ты прощаешь меня. Посмотри на меня.
Дэн перестал работать, но глаз не поднимал. Его руки образовывали со скамейкой странный треугольник, а его глаза были закрыты. Он сдерживал слезы. Я подумала: «Сейчас что-то должно быть, сдвигается с мертвой точки».
— Пожалуйста, Дэн. Посмотри на меня.
Он поднял глаза и окинул меня быстрым взглядом, а затем снова опустил их.
— Не могу я, Тресса. Я не могу на тебя смотреть.