Миро как завороженный смотрел на стальные кончики ножниц, которые держал в руках. Стальное лезвие продырявило книготорговца, вспороло живот старухе, а затем принялось за старинные издания из коллекции «Этцель». Кто держал в руках этот нож? Кто совершил убийство? У всего есть причина – если закрыть глаза, если полностью отрешиться от реальности, то он, возможно, сумеет понять причину убийств. Но он зря старался: в голове у него так ничего и не сложилось. Точнее, нет: перед глазами у него возникло лицо Лоры. В этом не было никакого смысла. Больше не думать об этом. Позже, он вернется к этому позже. Никогда не делай сегодня то, что можно отложить на завтра.
«Позже может быть слишком поздно, капитан, нужно ловить момент. Ты ведь увидишься с ней вечером? Воспользуйся этой возможностью».
«Именно на это я и рассчитываю, – рассудил Миро против своей воли. – Я стану ее возлюбленным – не просто грязным пронырой».
«Живой грязный проныра куда лучше мертвого воздыхателя, – заметил второй Миро. – Убедись, что она ни при чем…»
«Проваливай! У Лоры есть то, чего мне не хватает: непосредственность, уверенность в себе. Она не подозрительна, не зациклена на самоанализе. Так что иди к черту!»
Лемюэль, виляя хвостом и зажав в зубах моток скотча, подошел к Миро и положил скотч к его ногам. Его бока, с годами несколько распухшие от булимии, мелко подрагивали, в глазах читалась немая мольба. Миро встал и отправился за поводком.
Show her the way, and maybe one day I will free her…
Девушка в наушниках отдалась во власть ностальгии, которую вызывала в ней эта песня. Любимая песня Мари-Джо. Бедняжка Мари-Джо, до которой никому не было дела. Левой рукой она нащупала в кармане мобильник: идеальное средство для тех, кто хочет всегда быть на связи с близкими, – как утверждала реклама. С телефоном она чувствовала себя не так одиноко: хорошо знать, что ты в любой момент можешь позвонить друзьям.
Что за странное чувство – вновь оказаться за столиком на террасе кафе «Ле Дом». Сохранившиеся в памяти звуки, запахи, вкусы, цвета смешивались с образами настоящего, создавая сюрреалистическую атмосферу, вызывая воспоминание об истории, которую ей давным-давно рассказала Мари-Джо:
«Ты понимаешь, что я чувствую, ведь мы с тобой так близки. Я тебе интересна. Мне нравится рассказывать тебе обо всем».
Девушка в наушниках слушала. Ее воображение воссоздавало обстановку, разговоры: она была одновременно и актрисой, и зрителем…
Париж, восемнадцатый округ, зима, комната под самой крышей. Вечереет. На краю разобранной постели сидят мужчина и женщина. Мужчина говорит:
– Прости, Мари-Джо, но нам лучше остановиться.
Она спрашивает:
– У тебя кто-то есть?
Миро поворачивается к ней, колеблется:
– Нет. У меня никого нет. Мне нужно время. Нужно разобраться в себе. Я очень к тебе привязан, ты же знаешь…
– Но?
Она внимательно смотрит на него, пытается сдержать обуревающие ее чувства. Внутри нее все рушится: он ее не любит, он хочет уйти. Она с удивлением отмечает, что отвечает ему спокойным, ровным голосом:
– Не терзайся. Для некоторых женщин переспать с мужчиной означает всего лишь переспать с мужчиной.
Боль, наполнившая все ее существо, не исчезает. Внутри что-то ломается.
Она видит на его лице смешанное с разочарованием облегчение и, пытаясь скрыть свои чувства, добавляет:
– Я никогда не требовала от тебя обещаний.
Ее слова звучат просто, естественно. Нельзя показать ему, что она уничтожена. Он наклоняется к ней:
– Мари-Джо, я хочу, чтобы мы были друзьями, настоящими друзьями. Надеюсь, ты тоже этого хочешь.
Он смотрит на нее: она видит в его глазах сочувствие и грусть. Как можно предлагать влюбленной женщине всего лишь дружбу – даже крепкую, настоящую дружбу?
Она встает, роется в сумке, отдает ключ от его квартиры. Внутри нее все мертво. С ней случилось нечто несправедливое, унизительное, то, с чем она не готова смириться. Она надевает пальто. Он провожает ее до двери, убирает с ее лица прядь волос, целует в щеку.
Девушка в наушниках спускается по лестнице следом за Мари-Джо. Она наизусть выучила ее клятву:
«Ты будешь моим, Миро. Хочешь ты этого или нет, но ты вернешься ко мне».
Девушка в наушниках улыбается: скоро она будет свободна. В ушах у нее звучит голос Кэта Стивенса:
Oh baby, baby, it’s a wild world…
В ателье было пусто. В воздухе легко пахло жимолостью. Миро увидел ее белые туфли, светлый костюм, янтарные бусы и лишь затем перевел взгляд на ее лицо: нахлынувшие на него чувства тут же развеяли все его сомнения, лишили остатков разума. В висках застучала кровь. Чтобы дотронуться до нее, ему достаточно было протянуть руку.
– Вы прекрасны, Лора.
– Я не смогла устоять, – ответила она с улыбкой. – Думаю, я об этом еще пожалею. В этих туфлях легко можно подвернуть ногу, а юбка мне немного мала…
Он взял ее за плечи, притянул к себе, зарылся губами в ее волосы. Она легонько отстранилась.
– Куда мы пойдем? – спросила она.
– Нельзя ли остаться и…
Она покачала головой, улыбаясь, как будто он сказал глупость, и продолжила:
– Я знаю ресторанчик, где подают отличные салаты, он здесь в двух шагах.
Он с достоинством принял свое поражение.
– Весьма заманчиво! «Салат можно есть на сытый желудок… Я готов пастись на салатных грядках!» [39] . Золя, роман «Западня», описание свадебного ужина.
– Я была права: вы ходячая книга!
Они заказали салат с тунцом и макаронами и бутылку розового вина. В кафе было тесновато, рядом ужинала пара с невероятно шумными отпрысками, но Миро было плевать на обстановку: он думал лишь о том, чтобы взять Лору за руку. Она не стала сопротивляться.
– Идемте отсюда, – предложил он.
Они шли вдоль Арен Лютеции. Он обнял ее за плечи, ощущая сквозь одежду тепло ее тела. Она уже давно о чем-то говорила, но он не слушал: ему достаточно было идти рядом с ней, чтобы оказаться вдали от реальности.
– Миро, где вы?
Он остановился. Не смог подобрать слова. Как уговорить ее на свидание в более интимной обстановке?
– Лора… Я бы очень хотел взглянуть на ваши работы…
Он тут же заметил, что сказал глупость, и попытался вывернуться из неловкой ситуации.
– Видите ли, меня давно интересуют ловцы момента.
– Кто-кто?
– Так раньше называли фотографов. Вы – часть этого странного братства наряду с Капой, Картье-Брессоном…