– Я решила, что настало время, и попробовала.
– Что значит – попробовала, Ева? – Он кивнул в сторону постели. – До сих пор ты оставалась девственницей, как при нашей первой встрече. – Недаром его, знакомого с самыми темными сторонами жизни, манил ее ореол невинности.
– Я старалась, но он сказал… – Она бессильно прислонилась головой к оконному стеклу и закрыла глаза.
В отчаянии Данте до боли сжал кулаки:
– Ева?
– Фригидная. Удивился, что мужики хотят меня. Моя грудь… – Она залилась краской смущения.
Данте заставил себя улыбнуться, поощряя ее продолжать.
– Дело в том, что мне неприятны прикосновения к груди. До сегодняшнего дня я не предполагала, что так болезненно реагирую на это. В общем, все было ужасно. Теперь я готова признать, какую глупость собиралась совершить. Он был мне не нужен. Я хотела…
– Чего, моя дорогая?
– Теперь уже не важно.
По страдальческому выражению лица он видел, чего стоило Еве признание, и не сомневался, что он первый, кому она открылась. Как ни мучительна ее исповедь, но Данте понимал, что для Евы важно выговориться и снять тяжесть с души.
– Пожалуйста, расскажи мне все.
Растирая пальцами виски, Ева решилась продолжить:
– Я виновата, Данте. Он был прав, когда обвинил меня в притворстве. Но я сама не ведала, что творю. Без злого умысла. Ты бы видел его искаженное злобой и ненавистью лицо…
Данте чувствовал, как его захлестывает слепая ярость.
– Он тронул тебя? Обидел? Причинил боль? – Он тяжело дышал, безуспешно пытаясь удержать рвавшиеся с языка проклятия. – Подонок! Убью его!
С расширившимися от страха глазами Ева бросилась к нему, вцепилась в плечо:
– Нет! Не вздумай! Он только ругался, поверь, Данте. Он даже не мог… – Она опустила глаза и выразительно посмотрела на его пах: – Ну, ты понимаешь.
– У него не встал, да?
Склонив голову, Данте ждал, пока Ева отведет взгляд от бугра, вздыбившего его шорты.
– Позволь сказать тебе важную вещь. Он использовал обычную уловку мужчины, который пьян и накачан наркотиками до такой степени, что не держится на ногах и уж тем более не может заниматься сексом.
Данте был благодарен судьбе за такой исход событий. Ева чувствовала бы себя дешевкой, отдавшись такому мужчине. Но главное, Данте хотел, чтобы она принадлежала только ему. Мысль о том, что ее может тронуть другой, вызывала бешеный протест. Ева – его женщина!
Он тряхнул головой. Его? Что это с ним?
– Почему же ты остановился в ту ночь у бассейна? Я тоже разочаровала тебя? – опасливо прошептала Ева.
Данте коснулся ладонью болезненно пульсирующего под тканью шорт бугра:
– Ты так думаешь?
«Как такое могло прийти ей в голову? Господи, что я сделал? Не ведая того, обидел ее, а потом Ван Хорн довершил начатое».
– Нет, дорогая. Тогда тебя сломило горе. Это было бы неправильно.
Страх быть отвергнутой подавлял страстную натуру Евы, и Данте понимал, что только он может вернуть ей уверенность. Он лишил ее невинности, но теперь в его силах сделать так, чтобы эта ночь не осталась в ее памяти как ночь боли. Скорее черти запляшут в раю, чем он допустит такую несправедливость.
Он шагнул к ней и развязал пояс халата. Ева предстала перед ним во всем великолепии. Данте не представлял, что кружевной белый бюстгальтер и трусики возбудят его больше, чем откровенные стринги или символичная ленточка на бедрах.
– Разве это – признак разочарования? – спросил он, обнимая Еву за тонкую талию и привлекая к себе так, чтобы она почувствовала мощную эрекцию. Дрожь возбуждения волной пробежала по ее телу. – Ты самая сексуальная женщина на свете. Поверь, я знаю, что говорю. Никогда и никто не вызывал у меня такого безумного вожделения.
Ева кивнула. На нежных полушариях груди выступила легкая испарина.
– Я должен был тебя раздеть. – Его низкий голос завораживал. – Это желание постоянно жило во мне, похожее на бомбу с часовым механизмом, готовым сработать от неосторожного прикосновения и рвануть в любой момент. Настало время взрыва. Обещаю, что ты забудешь этого подонка. Ты будешь помнить только меня, только то, что делали с тобой мои руки, горячий язык, мой огромный, твердый… – Он наклонился и прошептал ей в ухо грубое слово, зная, как она взовьется. – У тебя по ночам бывают эротические фантазии, Ева?
Она ахнула, как будто задохнулась. Данте без труда угадал ответ. Продолжая обнимать ее одной рукой, он перехватил ее левое запястье, поднес ладонь к губам и прихватил губами безымянный палец с кольцом, замечая, как вспыхнули щеки, веки отяжелели и сомкнулись. Он повернул ладонь, и огромный желтый бриллиант заиграл волшебным светом, как символ власти Данте, свидетельство его собственности. Сердце сжалось от мысли, что наступит день, когда, вернув бесценный перстень, Ева покинет его. Данте утешил себя, решив, что сожаление вызвано лишь тем, что он у нее первый.
– Ты ведь не снимаешь ночью мое кольцо? Думаешь обо мне?
– Да, – еле слышно выдохнула Ева.
Она покачнулась и бессильно опустилась на бедро Данте, которое он успел просунуть между ее ног, чтобы она не упала. Прижав к себе трепещущее тело, Данте почувствовал, как влажный жар ее лона опалил кожу. Она была готова принять его, но Данте не спешил. На этот раз он возьмет ее медленно и сделает это так, чтобы первая ночь наслаждений навсегда осталась в ее памяти.
Ева вцепилась ему в плечи, запустила пальцы в волосы:
– Мне нужно…
– Что, дорогая? – Данте прикусил нижнюю губу, поцеловал упрямый рот. – Только скажи, я сделаю все, что захочешь.
Она опустила глаза, и Данте сразу понял.
Почему ей неприятны прикосновения к груди? Возможно, это как-то связано с трагедией ее матери. Он решит проблему, но не сейчас. Позже.
– Не будем торопиться, – успокоил он. – Не снимай бюстгальтер, если не хочешь. Я не трону тебя там.
– Так можно? – сказала она, глядя на него огромными зелеными глазами, сияющими благодарностью.
– Конечно, – подтвердил Данте, зная, что для этого потребуется все его самообладание. Ради нее он готов на любые жертвы. – Успокойся. Найду чем заняться. Доверься мне.
Он тронул языком ее живот и пробежал губами ниже, вызывая у Евы стоны наслаждения. Пальцы скользнули под резинку трусиков. Данте не терпелось попробовать ее на вкус, но прежде, чем он успел встать перед ней на колени, Ева подняла к нему лицо для поцелуя. Его поцелуя. Только его. В голове у Данте крутилось одно слово: «Моя, моя, моя».
Всего одну ночь Ева будет принадлежать только ему.
Ласками и поцелуями Данте снова и снова искушал Еву, доводил до грани безумия, пока она не утратила чувства реальности. Охваченная огнем желания, она не ощущала своего тела. Когда они упали наконец в кровать, на темном бархате неба сияла полная луна. Ева в изнеможении раскинулась на шелковых подушках, сердце рвалось из груди, кровь горячо пульсировала в жилах. Опираясь на локти, Данте навис над ней всем своим длинным мускулистым телом на пределе сексуального желания, сдерживаемого невероятным усилием воли. Ева завороженно смотрела в потемневшие от страсти глаза своего кумира, воплощавшего первобытную мужскую силу. Она осторожно коснулась рукой стальных мышц груди, плоского живота, сомкнула пальцы вокруг горячего шелковистого фаллоса.