Младенец перестал плакать. Дэн повернулся к нему как раз в тот момент, когда маленькие ножки приподнялись и раздался громкий звук от срыгивания.
– Вот и получилось! Так лучше, малыш? – Кэрри перевернула ребенка и положила себе на плечо, продолжая нежно гладить спинку. – Ребенок может капризничать из-за газов.
– Капризничать? – Дэн фыркнул. – По-вашему, что называется капризничать? Вы бы только послушали этот ор минут пять.
Кэрри вздохнула:
– Да, я знаю. Простите, Дэн, я не уверена, что от меня есть польза. – С ребенком на плече она встала и подошла к окну. – Почему те, кто остался там… на улице, решили, что не смогут позаботиться о собственном ребенке? Мне их жалко. Если бы я могла им помочь…
Опять те же сочувственные нотки. То, чего он не в состоянии понять.
– Возможно, им не нужна наша помощь. А если они просто не созданы для того, чтобы быть родителями? Они оставили ребенка на пороге и даже не позвонили в дверь! Малыш вполне мог замерзнуть: он не был одет, как следует, и не накормлен. Даже без подгузника. Да он мог умереть во время родов. Кэрри, такой человек не хотел иметь ребенка. У такого человека нет ни чувства долга, ни чувства ответственности.
Кэрри резко повернулась:
– Дэн, вы этого не знаете. Вы ничего не знаете. Это мог быть ребенок несовершеннолетней девочки. Она, возможно, боялась сказать, что беременна… боялась последствий. А если ее изнасиловали? Что, если она живет со своим мучителем? Вы об этом подумали?
Дэн едва не закричал. Он сейчас сойдет с ума. Сделав глубокий вдох, он поднял на нее глаза:
– Это вполне мог быть ребенок тех, кто и думать не думал о том, что необходимо дородовое наблюдение, кому было наплевать на то, чтобы роды прошли благополучно, наплевать на то, что случится с их ребенком.
– Дэн, вы этого не знаете, – с дрожью в голосе повторила она. – Вы ничего точно не знаете. Мне просто не приходит в голову, что же заставило кого-то бросить ребенка у чьей-то двери. Но я готова поверить, что эти люди были в отчаянном положении и хотели, чтобы их ребенку помогли. – Она погладила детскую головку. – Ребенок – бесценный дар. Я не представляю, чтобы хоть одна мать по доброй воле отдала свое дитя.
– Видно, у нас разный жизненный опыт. – Слова вылетели непроизвольно.
Она посмотрела ему в глаза. Посмотрела так, словно пыталась понять сказанное им. Прочитать его мысли.
Он взял себя в руки и приблизился к ней:
– Кэрри, я согласен с вами. Я считаю, что дети бесценны и о них следует заботиться. Поэтому мне кажется, что нам необходимо кое-что сделать. – Он дотронулся до детской щечки.
– Что сделать?
– Дать имя нашему малышу.
Кэрри остолбенела.
– Вы удивлены? Мы же не можем называть его «малыш». Подброшенным детям кто-то все равно дает имя.
– Но мы не имеем права. Это не наш ребенок.
– Сейчас наш. И вполне вероятно, будет таким еще несколько дней. Нам надо пока что как-то его называть. «Ребенок» или «он» – это неправильно.
Кэрри начала ходить по квартире, стараясь не встречаться с Дэном взглядом.
– Ну и что вы придумали? Хотите назвать его Дэном?
Ей неловко от его слов, и поэтому она над ним насмехается. Он это понял.
– Я не хочу называть его Дэном. Мы будем путаться. А какие имена нравятся вам?
– Не я даю ему имя, – отрывисто ответила она.
– Почему бы и нет?
– Он не мой ребенок.
Дэн покачал головой:
– Ну и что? Давайте придумаем имя, которое понравится нам обоим. Может, вам нравятся такие безумные имена, как Метеор? Или модные имена? Или имена знаменитостей? Или вы предпочитаете что-то более традиционное?
– Метеор? Вы шутите?
– Вы забыли, что я нью-йоркский полицейский и чего только не наслышался.
– Представляю. – Кэрри взяла бутылочку с молоком и снова села на диван. – Попробую дать ему еще немного. – Она смотрела, как маленький ротик сомкнулся вокруг соски и начал сосать. – Мне вообще-то больше нравятся традиционные имена, – наконец сказала она.
– Типа Джон, Джо или Боб?
– Нет. Это уж чересчур просто. Что-то… особенное. Что-то заметное. Как насчет библейского имени?
– Да вы меня экзаменуете. Придется вспомнить воскресную школу.
– Вот и вспомните. Может, Иосиф? Или Исаак? Или Иеремия?
Дэн назвал первые пришедшие ему в голову имена:
– Ной? Давид? Голиаф?
Он хотел вызвать у нее улыбку. И это сработало: она включилась в игру.
– Петр, Павел или Матфей?
– Адам, Моисей или Иисус?
Они замолчали, припоминая, какие еще имена назвать.
– Авраам.
– Авраам.
Они произнесли это в унисон. И оба улыбнулись.
Кэрри смотрела на ребенка.
– Авраам, – прошептала она. – Это гордое имя. Что вы думаете?
Он сел с ней рядом:
– Авраам… Мне нравится. К тому же это имя одного из наших лучших президентов. Замечательно.
– Да, мне тоже так кажется. – Кэрри смотрела на маленькое личико – ребенок старательно сосал из бутылки. Она кивнула. – Вы правы – нам надо назвать его… даже временно. Жаль, что его мать не оставила записки с именем.
– Лучше бы она оставила хоть какую-нибудь одежду. Или подгузники. Или что-нибудь такое, из чего мы поняли бы, что ей не плевать на своего сына.
Кэрри покачала головой и осторожно вынула бутылочку изо рта Авраама, затем подняла его, придерживая головку за подбородок, и стала гладить ему спинку.
– Посмотрим, удастся ли ему на этот раз срыгнуть. – И повернулась к Дэну. – Вы строго судите о людях, Дэн. Странно. Вы не задумываясь стали помогать этому малышу. Вы даже не слишком расстроились, когда Шэна сказала, что вам придется какое-то время подержать его у себя. Мы не знаем, что произошло. Неужели вы не проявите к его матери, по крайней мере, хоть небольшую снисходительность?
– Нет.
Вот так. Твердо и безапелляционно.
Авраам выгнул спинку и срыгнул. Головка у него поникла.
– Молодец. Он устал. Наверное, пора уложить его спать.
Дэн кивнул, сложил полотенца, которые вынул из шкафа, и соорудил подобие матраса на дне колыбели.
– Подходит?
– Прекрасно. – Она должна поскорее его уложить. Ребенок, прижавшийся к шее… Это дарит утешение, покой. На нее обрушивается целый шквал чувств. Она этого не хочет.
Кэрри опустила Авраама в колыбель и накрыла вязаным одеяльцем. Затаив дыхание, она смотрела на него. Она даже не сразу заметила, что Дэн стоит рядом. И тоже затаил дыхание.