Сделав наконец первый глоток воды, она почувствовала настоящее блаженство. Целый бокал Вика осушила за считанные секунды, на едином вдохе, едва не поперхнувшись. Шумно выдохнув, она поставила бокал на стол и, прищурившись от яркого света лампы, огляделась.
На кухне царила полнейшая разруха. Пепельница, полная окурков, полупустые вазочки и тарелки с нарезанной колбасой и сыром, надкусанный бутерброд — прямо на столе, по соседству с замысловатой дорожкой жареной картошки, совершенно непонятным образом петляющей по всему столу, усыпанному хлебными крошками. Как будто кто-то специально раскладывал эту картошку… Посреди всего этого безобразия — лужица темно-вишневой жидкости и пустая бутылка, гордо возвышающаяся на самом краю.
Вика стояла в полной задумчивости — она еще до конца не проснулась, и выпитое накануне вино все же давало о себя знать. К тому же слишком сильно хотелось спать, а потому на подвиги что-то не тянуло. В то же время Вика себя знала: все равно ей теперь не уснуть. Даже и пытаться не стоило — грязный стол так и будет маячить перед глазами до тех пор, пока она его не уберет. Даже присниться может… Кошмар! Обреченно вздохнув, первым делом Вика вытряхнула пепельницу, а затем решила взбодриться и поставила на плиту чайник — еще ни одно утро в Викиной сознательной жизни не прошло без чашки кофе. Пока он закипал — медленно и робко, как будто не понимая, что, собственно, с ним происходит, почему его так грубо потревожили, — Вика сложила всю посуду в раковину, залила горячей водой. Решительно намочила тряпку, вытерла разлитое вино. Шум закипающего чайника показался ей слишком громким и настойчивым, и она осторожно прикрыла кухонную дверь, чтобы звуки не проникали в комнату.
Медленно отпивая из чашки горькую черную жидкость, Вика смотрела в окно. Волшебное розовое утро медленно таяло, превращаясь в обычный день. Вика очень любила раннее утро, первые лучи рассвета, солнце, на которое можно было смотреть не щурясь — далекое, красное, круглое, четко очерченное, окруженное темным сгустком облаков, оставшихся от ночи. Еще в детстве, совсем девочкой, случайно просыпаясь рано утром, она очень часто не ложилась спать, увидев за окном рассвет. Рождение нового дня всегда притягивало ее, не могло оставить равнодушной — в мятной прохладе утра, в первых солнечных лучах она всегда видела какую-то тайну, которая манила ее, притягивала как магнит, — казалось, стоит только пристальнее всмотреться в пестрое небо, в утренний свет, вдохнуть эту влажную, всегда весеннюю прохладу, и что-то важное, непостижимое для других людей откроется тебе, только тебе одной…
Вика вздохнула и прислонилась лбом к холодному стеклу, сквозь полуопущенные ресницы тут же разглядев мутное облачко пара, образовавшееся на стекле от ее дыхания. Улыбнувшись чему-то, снова, уже нарочно, надышала на стекло — теперь уже не облачко, а целая туча, — поставила чашку на подоконник и принялась медленно выводить указательным пальцем затейливый узор. Получилось что-то авангардное и недолговечное — уже через пару минут капли, уныло стекающие по ободку каждой линии, так тщательно прорисованной, испортили всю картину. Художник из Вики не получился. «А вот окно не мешало бы помыть!» Она предприняла безуспешную попытку разбудить собственную совесть или инстинкт домохозяйки, но вскоре вынуждена была констатировать, что у нее полностью отсутствует и то и другое. Сделанный вывод почему-то оказался подобен бальзаму на душу — Вика снова, уже во второй раз за это утро, улыбнулась сама себе, одним глотком допила остывший кофе и принялась оптимистично разгребать грязную посуду в раковине.
Через полчаса на кухне был полный порядок. Обжигающий свежестью ветер влетел в форточку, обследовал каждый уголок и снова умчался, не захотев оставаться в неволе, а заодно прихватив с собой на свободу и табачный смог, так раздражающий Вику. Вика в последний раз протерла стол и водрузила по самому центру конфетницу. Громко и победоносно тикающие кухонные часы в виде мерзкого розового сердечка (ох уж эта старческая сентиментальность!) — папин подарок маме на двадцатилетие совместной жизни — показывали без пяти восемь. Вика снова покосилась на них недружелюбно. Эти часы ее ужасно раздражали: сердечко было явно не оригинальным — его просто содрали с вкладыша жевательной резинки «Лав из». Мама, собирая дорожные сумки, все порывалась взять эти часы с собой — ее они трогали до глубины души, но отец хоть и умилился подобному проявлению чувств, часы брать с собой запретил. Вика же поклялась снять их со стены в ту же минуту, когда захлопнется дверь… но почему-то до сих пор этого не сделала.
Нерешительно взобравшись на табуретку, Вика смотрела на часы, ожидая с минуты на минуту, как привычная волна ненависти к этому выпуклому куску металла, покрытому розовой краской и тикающему, как взрывной механизм, окончательно захлестнет ее с головой, поглотит все остальные чувства. Состояние ее было похоже на медитацию — и вот она, достигнув наконец нирваны, сдернула часы со стены. В этот момент дверь слегка скрипнула, Вика обернулась и увидела в дверном проеме Кирилла.
Некоторое время они молчали, разглядывая друг друга. Вернее, это Вика разглядывала Кирилла, а он производил впечатление человека настолько заспанного, что не был способен на чем-то сосредоточиться. Он щурил глаза от света, пытаясь прийти в себя. Вид Вики, стоящей возле стены на табуретке и сжимающей в руках что-то розовое и тикающее, вызвал у него недоумение. По крайней мере Вике так показалось, и она поспешила оправдаться:
— Вот, решила снять эти дурацкие часы. Уже давно собиралась это сделать…
Он ничего не ответил, и Вика, неловко придерживая короткую, едва прикрывающую бедра футболку, спустилась вниз. На лице застыла глупая улыбка. Кирилл продолжал смотреть перед собой, не проявляя никаких признаков жизни. Вика открыла было рот, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но в этот момент он вдруг решительно повернулся к раковине, до отказа открыл кран, нагнулся и принялся жадно и шумно глотать воду. Вика усмехнулась, вспомнив свое пробуждение.
— Ничего нет слаще воды. — Он наконец оторвался от крана, с шумом выдохнул, вытер тыльной стороной ладони влажные губы — впрочем, Вика успела отметить, что полоска влаги только размазалась по лицу, а с подбородка скатилась вниз и побежала по шее маленькая прозрачная капля. Она отвела глаза и улыбнулась:
— Полностью с тобой согласна. Слаще воды нет ничего.
— Лера спит, — он тяжело опустился на табуретку, — а ты почему не спишь?
Вика пожала плечами:
— Не знаю. Я проснулась, а тут — утро. Знаешь, я люблю утро, и мне жалко тратить его на сон.
— Часы, — он покосился на механизм, который Вика все еще продолжала сжимать в руках, — на самом деле дурацкие. Глупые какие-то.
— Глупые часы, — повторила Вика, — нужно вынуть батарейки, иначе они не заткнутся.
Вика открыла маленькую дверцу в задней части розового корпуса и без усилий извлекла батарейки.
— Операция на сердце произведена успешно, — серьезно произнес Кирилл, — пациент мертв.
Они улыбнулись друг другу, и Вика наконец почувствовала, что легкое напряжение, возникшее в первые минуты, спало.