Верка опять завалилась на кровать.
– Мама! Мамочка! – послышалось с противоположного угла комнаты.
Верка не реагировала. Тогда Рита слезла с кровати и босиком прошлёпала через всю комнату. Она осторожно тронула мать за плечо, потом тихонько потрясла.
– Мамуля, проснись. Тебе на работу пора. Опять дядя Григорич будет ругаться. Мамуля! На работу же надо.
– Отстань! – рявкнула Верка. – И без тебя знаю, что надо.
Но всё-таки Верка нехотя села, а потом слезла с кровати. Накинув халат, она, кряхтя и тихо матерясь, пошла в туалет. Когда мать вышла из комнаты, Рита включила свет и быстро кое-как застелила обе кровати, чтобы у матери не возникло соблазна опять завалиться спать. Потом она натянула на своё худенькое тельце платье и села на свою кроватку. Ей самой ужасно хотелось спать, но сейчас надо было создать атмосферу бодрого утра, быстрее отправить маму на работу. А уж потом можно будет и поспать.
Верка вернулась из туалета, увидела свою убранную постель и недобро ухмыльнулась.
– Что, Лягушка, не терпится меня выгнать? Совсем мать не жалко? Сама сейчас дрыхнуть будешь, а мать должна в такой холод идти вкалывать? Тварь ты бессердечная!
– Мамочка, мне тебя очень жалко! Но тебе нельзя прогуливать. Дядя Григорич сказал, что он тебя выгонит с работы. Ты и так в том месяце очень мало денег заработала. Мы всё время голодаем.
– Ах, голодно тебе со мной, плохо, да? Плохая у тебя, значит, мать? Денег, мля, мать для тебя мало зарабатывает, да? Ну и катись тогда к своей бабке. Пусть Бронтозавриха тебя кормит. Давай собирай манатки и проваливай! Раз тебе со мной жить плохо, посмотрим, как у Бронтозаврихи тебе хорошо будет!
– Мамочка, ты хорошая! – испуганно заплакала Рита. – И жить с тобой хорошо! Не отдавай меня Бронтозаврихе!
– А, как запела, легушовское отродье!
– Я не легушовское, – скулила Рита, – я твоё отродье.
Верка усмехнулась. Злость прошла. Да и спать расхотелось.
– Что ж, твоя взяла. Пойду на работу. Сделай мне бутерброд, пока я буду собираться.
Рита радостно засуетилась. Она вскочила с кровати, порылась в тумбочке. Но, кроме маленькой горбушки хлеба, ничего не нашла.
– Мамочка, а масла нет, – промямлила она, боясь новой вспышки гнева.
– Так купи сегодня.
– Но денег тоже нет.
Верка посмотрела в зелёные глаза дочери. Ей показалось, что это свекровь с осуждением глядит на неё.
– Чего ты так на меня уставилась? Ну нет денег и нет. Сходи сегодня в парк, пособирай бутылки. Я вернусь с работы, сдам их и куплю что-нибудь поесть, – Верка неожиданно улыбнулась. – Не пропадём мы с тобой, правда, Лягушонок? Как-нибудь перебьёмся до зарплаты.
– Не пропадём, – радостно закивала Рита, – перебьёмся!
Верка подошла к зеркалу и стала расчёсывать свои спутанные рыжие локоны. Она приблизила лицо к мутному стеклу, разглядывая синяк под глазом. Он уже почти не виден. Это хорошо.
Этот синяк ей поставил две недели назад Колька, её последний сожитель. Он ревнивый оказался до маразма. Верка его прогнала.
Это был уже четвёртый по счёту сожитель. Верке почему-то не везло. Первый часто пил запоями. Второй Риту ненавидел, постоянно шпынял, даже лупил малышку. Третий обворовал Верку. Она всех их выгоняла. И вот она опять одна. Одиночество всегда пугало Верку. А после того как Райка два года тому назад получила квартиру и уехала из барака, Верке стало совсем тоскливо. Она ещё больше стала пить, соглашалась теперь даже на кратковременные встречи с женатыми мужчинами. При этом в постели Верка почти никогда ничего не испытывала. Но для неё было главным то, что в этот момент она была кому-то нужна! Ощущая крепкие объятия мужчины, его дыхание, она как бы становилась не просто близкой, а почти родной ему. В этот момент она чувствовала, что мужчина был ей благодарен. А большего она и не ждала. В отличие от Райки денег за «любовь» Верка никогда не брала. Это было единственным моральным принципом, который она сохранила с прежней жизни. Через все остальные принципы она давно переступила.
А сейчас Верка была одна. Опять одна… Это состояние Верка ненавидела, вымещая свою ненависть на всех. Но больше всего доставалось, конечно же, Рите. Девочка стойко сносила приступы гнева матери. Единственное, что очень пугало Риту, так это постоянные угрозы отдать её бабке, злой Бронтозаврихе. Ей даже иногда эта бабка снилась. У неё тоже были, как говорила мама, зелёные, как и у Риты, глаза. А ещё у неё были большие острые зубы и длинные когти. Эта бабка наклонялась над ней и шипела: «А-а-а, я тебя заберу-у-у! И съем!!!» Рита просыпалась и долго дрожала от страха под одеялом, боясь опять заснуть.
Верка достала из тумбочки свою нехитрую косметику и начала краситься. Отёкшие веки она подкрасила голубыми тенями. Поплевав на брусочек ленинградской туши, Верка накрасила длинные ресницы. Потом наложила на скулы румяна. Осталось накрасить губы. Но помада закончилась. Было только чуть-чуть на самом донышке. Верка взяла спичку и выковыряла остатки. Алая помада закрасила потрескавшиеся от мороза губы. Верка отошла на шаг от зеркала и посмотрела на достигнутый результат. Получилось неплохо.
– Ой, мамочка, какая же ты у меня раскрасавица! – восхищённо произнесла Рита.
Верка улыбнулась.
– Ну чего ты так рано вскочила? Ложись уж, поспи, – смилостивилась мать, – на улице ещё темно. Хлеб тебе оставляю, на завтрак съешь.
Рита схватила горбушку и с удовольствием юркнула обратно под одеяло.
Верка уложила рыжие локоны в пучок, надела тёплую мохеровую кофту, шерстяную юбку, вязаные рейтузы, голову повязала серым платком из козьей шерсти, надела валенки с резиновыми калошами. А завершил её наряд огромный, почти до колен, тулуп. Похожая на бесформенный сугроб, Верка тяжело вздохнула и пошла на улицу.
Рита проснулась, потёрла глаза и сладко потянулась. Солнце золотым лучиком пробилось сквозь щель в ситцевых занавесках. Девочка с интересом наблюдала, как внутри луча, будто крошечные рыбки в аквариуме, плавают пылинки. Она вскочила с постели, подбежала к лучу и, затаив дыхание, шагнула внутрь золотой полоски. Луч нарисовал на её ночнушке светлую дорожку, в которой ткань выглядела намного белее, а нарисованные цветочки стали ярче. Рита с интересом разглядывала чудесное превращение. Она стала медленно поворачиваться, желая, чтобы сказочный луч преобразил всю её застиранную ночнушку. Но лучик продолжал высвечивать лишь узкую полоску.
– Ах ты лентяй! – возмутилась Рита и погрозила лучу пальчиком. – Не хочешь трудиться? Не нравится тебе работать, да? А жрать-то небось захочешь? А-а-а, жрать-то, мля, все любят. Ишь, легушовское отродье, разлеглось, задницу свою лень оторвать! Вот пожалуюсь твоему солнцу, оно тебя враз к бабке Бронтозаврихе отправит! А бабка тебя съест! Ам! Ам! Ам!
Рита сделала страшное лицо, скрючила пальчики и стала изображать, как злая Бронтозавриха будет поедать луч. Но тут её взгляд остановился на будильнике. Уже двенадцать часов! Скоро придёт мать, а Рита даже не ходила ещё в парк за бутылками!