— Если он и не обращал на нее внимания, Этельстан, то это потому, что она не была беременна. А теперь, когда она понесла, ее влияние непременно усилится. Если Эмма сумеет завоевать для себя и своего ребенка место рядом с королем, то что останется нам?
Этельстан представил себе Эмму, свернувшуюся калачиком на кровати рядом с его отцом, голую и белокожую, с округлившимся животом, в котором рос его ребенок. Помотав головой, чтобы отогнать непрошеное видение, он швырнул на пол второй сапог.
— Хорошо, Экберт, пусть ты прав. Давай допустим, только лишь в качестве предположения, что ребенок родился, и это мальчик. Давай даже представим, что король согласился назвать его своим преемником. И что с того? Наш отец, по всей видимости, не собирается помирать в обозримом будущем, а к тому времени, когда эта прискорбная неизбежность произойдет, может случиться великое множество событий, которые в корне изменят течение наших жизней.
Экберт подался вперед, упершись локтями в колени, и устремил на брата внимательный взгляд.
— А в течение тех лет, что отделяют день сегодняшний от этого неопределенного будущего, — сказал он, — ты, я и остальные наши братья будем сражаться и проливать свою кровь, чтобы защитить нашу страну от датчан. А затем мы должны будем вручить ее сыну Эммы?
— Бог мой, мы даже не знаем, родится у Эммы сын или дочь! — Он в бессильном раздражении вперил в брата гневный взгляд. — Ну, а какое решение проблемы с нерожденным ребенком Эммы предлагаешь ты? — спросил он. — Может, мы его должны утопить сразу после родов? Или, может, нам попытаться утопить королеву, прежде чем она кого-нибудь родит?
Экберт вскинул руки с раскрытыми ладонями.
— У меня нет решения, — сказал он, тоже раздражаясь. — Я только… Черт побери! Он уже старик! Мало ему, что ли, сыновей? Или не хватало потаскух? Зачем ему было лезть под юбку к этой королеве?
Этельстан горько хохотнул.
— А ты бы смог удержаться на его месте? — спросил он.
Он бы точно не смог.
— Некоторые смогли бы! Эдмунд смог бы, если бы был женат на Эмме. Он ее ненавидит.
В его словах была доля правды. Инстинктивная неприязнь к ней у Эдмунда возникла мгновенно и была основана — насколько понял Этельстан — лишь на том, что она жена Этельреда и королева.
— Эдмунд прагматик, — сказал он. — Если жениться на той или иной женщине и уложить ее в постель будет в его интересах, он это сделает, независимо от того, нравится она ему или нет. Даже если бы это была Эмма. То же можно сказать и о тебе.
— Наверное, я не стал бы с ней спать, — проворчал Экберт, — если бы для развлечений у меня была леди Эльгива.
— Правда? И ты по собственному желанию ограничился бы одной женщиной, имея в своем распоряжении двух?
Откинувшись на кровать, Экберт застонал.
— Нет, я не ограничился бы! Признаю твою правоту. Но, Матерь Божья, что же нам делать?
— Ничего, — сказал Этельстан. — Ничего здесь не поделаешь. Выбрось этого ребенка из головы, Экберт. Когда он родится, подрастет и научится держать в руках меч, тогда давай вернемся к этому разговору.
Экберт ушел, и Этельстан принялся расхаживать по комнате, беспокойно обдумывая новость, услышанную от брата. Он уже не в первый раз мысленно возвращался к предсказанию судьбы, которое сделала прорицательница у древнего кромлеха, — о том, что королевство никогда не будет принадлежать ему. Правда, она не смогла сказать ему, кто следующим наденет корону Англии на свою голову. «Корона окутана тьмой», — сказала она тогда. Что это может значить? Что будет много соискателей на престол? Или то, что преемник Этельреда еще не родился? Если он снова разыщет ее через год, после того как у Эммы родится ребенок, будет ли ее ответ иным?
Этельстан нахмурил лоб. В действительности он не верил в то, что она ему сказала, и все же ее пророчество не давало ему покоя, преследуя так же, как и образ белокожей златовласой Эммы, лежащей в объятиях его отца.
Дорога в Винчестер, графство Гемпшир
Эльгива затаила дыхание, пока таинственный человек напротив нее снимал с головы капюшон, и облегченно вздохнула, увидев, что перед ней Эмма, взирающая на нее из полумрака, а не какой-нибудь безжалостный нормандский головорез. Фургон покатился по разбитой грязной дороге, и Эльгива снова почувствовала себя неуютно под строгим взглядом Эммы. Напряженное лицо королевы казалось нездоровым. Она явно собиралась сказать что-то неприятное, и Эльгива пожалела, что находится здесь, а не где-либо еще.
— Мне сообщили, — наконец заговорила Эмма, — что вы пользуетесь изрядной благосклонностью короля.
Эльгива слегка распрямила спину. Что ж, она ожидала большего, Эмма явно прощупывала почву. Возможно, она не знает наверняка о свиданиях Эльгивы с королем, если только Этельред сам не рассказал ей о них. По ее спине пробежал холодок дурного предчувствия. Мог ли король сознаться королеве в своем прегрешении? Откашлявшись, она сказала:
— Бог даровал мне способность сочинять истории, миледи. Мои рассказы, похоже, доставляют королю удовольствие.
— Ах, Эльгива, — сказала Эмма, вздохнув, — вы и вправду горазды сочинять истории.
Она сложила руки на коленях и оценивающе взглянула на Эльгиву.
— Кроме таланта вы также наделены красотой. Не приходится удивляться тому, что король ценит ваши… услуги. Я надеюсь, его вознаграждения оставляют вас удовлетворенной.
Эльгива скромно потупила взор.
— Удовольствие короля — мое единственное вознаграждение, — сказала она. — Другого мне и не требуется.
Она подняла глаза на Эмму, целомудренно — как ей самой это представлялось — улыбнувшись.
Эмма тоже улыбнулась, и ее улыбка была такой милой, что Эльгива ей почти поверила, впрочем, не вполне.
— Тем не менее, — сказала Эмма, — у всех нас есть тайные желания. Интересно, о чем ваши потаенные мечты?
— Ничего такого не приходит на ум, миледи, — сказала Эльгива, с простодушным выражением лица.
— Неужели? — Эмма склонила голову набок. — А мне говорили, что когда-то вы рассчитывали стать супругой Этельреда.
Светло-зеленые глаза Эммы буквально пригвоздили Эльгиву к сиденью, и она не могла отвести взгляд в сторону. Кто из них двоих, гадала она, моргнет первой?
— Мой отец прочил мне это почетное место, — сказала она. — Я ни о чем подобном не помышляла, миледи, уверяю вас.
Эмма выразительно приподняла бровь.
— Не нужно доказывать мне свою невинность, Эльгива, — сказала она. — Свое мнение на этот счет я уже составила.
Эльгива продолжала изображать предельную безучастность. Она прекрасно поняла скрытый смысл слов Эммы, но скорее бы умерла, чем показала бы это. Она ждала, что будет дальше.
— Я хочу кое-что вам сегодня объяснить, — резко заявила Эмма, — так как стремлюсь в этом вопросе к полной ясности между нами.