Аретино стремительно, как флагманский корабль на простор волны, вырвался из кабинета. В кильватере влачился «Барбарусса», одной рукой придерживая свой необъятный тюрбан, другой – рыжий клок на подбородке. Ни всполошенный Пьетро, ни его лживый секретарь не обратили на Троянду ни малейшего внимания – впрочем, она предусмотрительно отступила в тень спасительных портьер (какое счастье, что Аретино питал слабость ко всяким драпировкам!) и вынырнула оттуда, лишь когда Григорий поравнялся с ней. Схватила за руку – ее даже затрясло от ощущения его жаркой кожи, но все же Троянда нашла в себе силы пробормотать:
– Это не Барбарусса! Борода…
Аретино обернулся, словно почуяв неладное, и Троянда едва успела отпрянуть. Григорий, приняв совершенно безразличный вид, прошел мимо, и только невообразимо быстрый взгляд означал, что он все слышал и все понял. Зато Васятка, замыкавший шествие и полускрытый широкими плечами Григория, не поленился наклониться и шепнуть… шепнуть по-русски:
– Спасибо, сестренка!
В глазах Троянды все поплыло от внезапных слез. Она поднесла к губам пальцы, еще хранившие ощущение живого, страстного тепла, исходящего от Григория, – и тут раздался его голос:
– Одну минутку, синьоры!
Аретино с «Барбаруссой», на всех парусах летевшие к тайнику, нетерпеливо обернулись.
– Ну, что еще? Hельзя медлить, поймите!
– Hельзя, – покладисто произнес Григорий. – Однако же и рисковать нашим делом не хочется. Предлагаю встретиться завтра: думаю, к этому времени вы уже уладите свои неприятности. Буду ждать вашего известия на корабле. Прощайте! – И, не дожидаясь ответа, он резко повернул к главному коридору, который вел к террасе. Васятка зашагал следом.
– Синьор Грегорио! – жалобно воззвал Аретино, словно ребенок, у которого отняли желанную игрушку. – Ради бога, синьор Грегорио!..
Он ткнул в бок окаменевшего «Барбаруссу», и тот тоже завыл:
– Погодите, синьоры, ради бога… то есть ради аллаха!
Это имя произвело магическое действие: Григорий остановился так резко, что Васятка едва не налетел на него. Обернулся, окинул прищуренными глазами пятерку bravi, спешивших со всех сторон с угрожающими лицами, – и вдруг озабоченно, сочувственно воззрился на «Хайреддина»:
– Господи Иисусе! Да у вас же борода отклеилась, сударь!
– Где?! – в ужасе вскричал Луиджи, вскинув руки к подбородку… отдернул их, словно обжегся… но было уже поздно – Григорий расхохотался ему в лицо:
– Верните синьору Аретино ваши побрякушки. Ведь это он дал вам их поносить, не так ли?
– Взять его! – взвизгнул потерявший голову Аретино, и bravi метнулись вперед, как натасканные псы.
По лицу Васятки расплылась счастливая улыбка. Он повел плечами – и отборные вояки Аретино покатились к ногам своего повелителя. Вскочили – и вновь их натиск был сокрушен, однако, чувствовалось, Васятка уже разъярился: двое bravi остались недвижимы, оставшиеся двигались с трудом; только и могли, что на почтительном расстоянии, с выражением бессильной злобы, следовать за отступавшими русскими.
Те быстро достигли своей лодки. Васятка вмиг оказался за веслами, а Григорий замешкался на корме, вглядываясь в темные двери дворца.
Троянда выбежала на террасу, в отчаянии стиснула руки у горла. «Уезжай! Уезжай! – едва не крикнула она. – Они ведь будут стрелять!» Но Григорий все смотрел на нее, не отводя глаз. «Да неужто он ждет меня?! – мелькнула безумная мысль. – Нет, не может быть! Но почему он так смотрит?..»
Она не успела додумать: Аретино выбежал на террасу с аркебузой в руках; за ним спешили вооруженные мушкетами и пистолями bravi.
Троянда взвизгнула так, что у нее едва не разорвалось горло; руки Аретино дрогнули, прицел сбился, пуля ударилась о мраморные ступени и запрыгала по ним, как ядовитая сколопендра.
Васятка одной рукой швырнул Григория на дно, другой круто развернул лодку, сделал мощный гребок – и Троянда закрыла лицо руками, чтобы не видеть, как уплывает прочь ее счастье.
* * *
– О, будь я проклят! – пробормотал безнадежно Аретино, и аркебуза вывалилась из его рук с таким грохотом, что Троянда вздрогнула и подняла голову. – Все рухнуло! Все рухнуло! Этот русский просто дьявол. Ну как, как он мог догадаться?!
– Не знаю, – чуть не плача, трясся рядом Луиджи. – Не знаю! Я так старался…
– Старался! – передразнил его Аретино, поднося к носу дрожащего секретаря свой пухлый кулак. – Глаза б мои на тебя не глядели! Отправляйся в кабинет и снимай все украшения. И если я замечу, что пропал хоть один камень…
– Да, синьор, – пролепетал окончательно сокрушенный Луиджи. – Воля ваша, синьор. Но… нет, я не пойду туда, синьор. Там ведь где-то бродит Джилья! Представляете, что она сделает со мной, если увидит?!
– И поделом бы! – взревел Аретино. – Но ты лучше не ее, а меня бойся! И она пусть тоже боится. А кстати, где она? Где Джилья? Кто-нибудь вообще видел ее – или это ты придумала, чтобы выставить меня на смех перед своими русскими дружками? – вдруг обернулся он к Троянде, и у той обморочно зашлось сердце: Аретино догадался… не мог не догадаться. Теперь он убьет ее, просто пришибет на месте – и все! – Ну, говори: где Джилья?!
– Да здесь я, чего ты орешь, Пьетро? – раздался раздраженный голос, и на террасе появилось новое действующее лицо, при виде которого Троянда перекрестилась, Луиджи рухнул на ступеньки кучкою сверкающего тряпья, а Аретино, слепо простирая руки, двинулся вперед, бормоча:
– Джилья… о Джилья, значит, ты вернулась?!
– Разумеется, вернулась! – сердито воскликнула изрядно обтрепанная фигура с исхудалым лицом, сверкая зелеными глазищами, под одним из которых желтел преизрядный синяк. – И я бы не возражала, если бы вернулось еще кое-что… например, мои платья, половины из которых я не нахожу! Надеюсь, ты не роздал их кому-нибудь из своих поганых Аретинок? Или, не дай бог, завел новую любовницу?! О, кого я вижу! – наконец заметила она Троянду, и глаза ее засверкали, как изумруды. – Но ведь тебя похоронили!
– Меня похоронили, а ты, как я вижу, сбежала от Пьетро, – усмехнулась Троянда, почти с благодарностью вглядываясь в эти неукротимые глаза. – Как говорится в пьесах, на сцене то же и те же.
– Почти! – мрачно буркнула Джилья. – Не хватает одного персонажа, но, клянусь мадонной, если он попадется мне на глаза… Я буду бога молить, чтобы наши пути еще пересеклись и я могла бы сказать этому гнусному предателю Луиджи все, что думаю о нем!