Как и на этих, с фрески.
Вика внезапно осознала, в чем заключается асимметрия его лица. Правая бровь у Бенито была выше левой, и излом сильнее. Это придавало его тощей узкой физиономии саркастический вид, особенно в сочетании с ухмылкой.
– Ты можешь отдать перстень мне.
Вика не сразу осознала, что ей предлагают.
– Как?
– Отдай его мне, – невозмутимо повторил Бенито, не глядя на нее. Он распрямил пальцы и рассматривал свои ногти, словно в эту минуту не было ничего важнее. – Я найду людей, которые вернут его. А ты полетишь домой.
Вся подозрительность, которую Вика заглушала в себе напоминанием о том, что этот человек спас ее, всколыхнулась вновь. Ее окатила волна страха и недоверия. Отдать ему перстень? Ему?! Этому ободранному типу, не способному удержаться на нормальной работе, не имеющему жилья и, похоже, промышляющему не самыми законными делишками?! Слишком уж хорошо Бенито был осведомлен о тех, кто использовал Вику в своей грязной схеме.
Она быстро отодвинулась.
– Оу, оу! – он засмеялся, видя ее испуг. – Ты меня не так поняла!
Но Вику это не убедило. Она поднялась и отошла подальше, быстро озираясь. Если вздумает напасть, она станет отбиваться. Чем угодно, хоть сумкой…
Но Бенито даже не двинулся с места.
– Я ничего тебе не дам, – нервно сказала Вика, замерев на некотором расстоянии от него. «Потому что если я расскажу тебе, где перстень, ты меня убьешь».
– Женщина! – воззвал он. – Успокойся! Если бы я хотел, чтобы ты все мне рассказала, ты бы уже сама принесла мне кольцо.
– Ты здорово переоцениваешь силу своего мужского обаяния, – быстро сказала Вика по-русски.
Бенито, конечно же, ничего не понял, но улыбнулся, и сразу преобразился в самодовольного хвастуна. «Ничуть не переоцениваю!» – говорила эта улыбка. Сидел он по-прежнему совершенно расслабленно. Вика понимала, что человек не способен быстро вскочить из такого положения, но на всякий случай сделала еще два шага назад.
И уперлась в столик, засыпанный пеплом.
Кроме пепла, там было еще кое-что. Блюдце, на котором еще осталась четвертинка яблока.
Вика несколько секунд смотрела на него. Обычное пластиковое блюдце. Дешевая посуда, которой полно в любом супермаркете.
Но дело было не в нем.
Она вспомнила, как Бенито поднялся наверх по лестнице и почти сразу спустился вниз. С водой и порезанным яблоком.
Порезанным!
– Кто здесь есть еще?
– Что?
Голос у Вики был слегка охрипшим, когда она повторила:
– Кто здесь есть еще? Ты не мог разрезать яблоко так быстро! Это сделал кто-то другой. Тот, кто ждал тебя на втором этаже.
Бенито перевел взгляд на блюдце и вдруг поднялся. Выглядело это так, будто он сам собрал себя с пола с поразительной гуттаперчевостью и дернул вверх. Вика видела такие номера только в цирке, у гимнастов.
Шагнув ближе, он уставился на кусок яблока. Тень понимания скользнула по его лицу, и Бенито перевел взгляд на Вику.
Самодовольный хвастун исчез. На нее жестко, без улыбки смотрели черные глаза. Наконец он усмехнулся:
– Не такая уж ты и дура, как мне показалось.
И, задрав голову к темноте, в которой терялись верхние ступени, позвал:
– Алес! Она нас раскусила. Можешь выходить.
1
Олег позвонил в дверь два раза, как всегда. Открыла мать: отец последнее время редко вставал с постели. Полная, статная, красивая, с густыми черными волосами, в которых лишь кое-где виднелась седина, она сегодня выглядела уставшей.
– Отец опять скандалил, – ответила она на невысказанный Олегов вопрос. – Ты поздоровайся с ним и давай ко мне на кухню.
Олег заглянул к отцу, выслушал все полагающиеся жалобы на здоровье. Три года назад Илье Сергеевичу диагностировали диабет. Тот объявил, что от ограничений, наложенных врачами, одно лишь зло, и ударился во все тяжкие. Он и в обычной, до-диабетной жизни не привык себе ни в чем отказывать, и теперь собирался доказать всему свету, что Илью Маткевича какой-то болячкой с ног не свалить.
Год спустя после начала разгульной жизни к первоначальному диагнозу прибавились артропатия и хроническая почечная недостаточность. Илья Сергеевич слег.
Из сильного, крепкого мужчины он превратился в ноющего старика. Прежде, когда жена многократно пыталась остановить его от разбазаривания остатков здоровья, Илья смеялся над ней и говорил, что слушать бабские бредни не желает. Теперь он обвинял ее в том, что она не была достаточно настойчива.
«В могилу хочешь меня свести! – визжал он. – Измену простить не можешь!»
«Не измену, а измены», – поправляла Лариса Витальевна, тем самым приводя его в еще большую ярость. С утомленным видом она выслушивала новую порцию обвинений, потом укладывала его, обессилевшего, в кровать и приступала ко всем прописанным процедурам. Сиделку до себя Илья Сергеевич не допускал.
Олег рассеянно выслушал его жалобы и при первой же паузе поторопился сбежать к матери. Он любил отца, но сейчас ему необходимо было поговорить именно с ней.
Они прикрыли дверь на кухню, чтобы до больного не доносились даже отзвуки голосов. От любого шума Илья Сергеевич начинал злиться и сам доводил себя до исступления. Олег восхищался матерью, стоически переносившей все скандалы. Она всегда была для него образцом настоящей женщины: красивая, умная, интересная и в то же время без остатка посвятившая себя отцу и всегда принимавшая его таким, каким он был: с его многочисленными романами, выпивкой, с компаниями, которые он по широте душевной притаскивал к себе домой и поил до упаду. Лариса Витальевна не только никогда не жаловалась, она словно обретала силу в новых и новых промахах мужа.
Олег вырос в твердом понимании, что такое настоящие преданность и верность.
Вика как-то сказала в сердцах после очередной поездки к его родителям, что любая другая женщина давно ушла бы от его отца. Не любая, уточнил Олег, а только слабая. Брак, сказал он, повторяя за матерью, это всегда испытание для двоих. Нужно уметь с честью выдержать его. Отец – не какой-то подзаборный алкаш, он биолог, ученый, талантливый и неординарный человек! Ты вспомни, как на него студенты смотрят! Про студенток я уж молчу, засмеялся он.
Вика почему-то не засмеялась. «Испытание?» – переспросила она и надолго замолчала.
Больше они не возвращались к этому разговору.
2
Мать разлила по чашкам крепкий чай. Закурила.
Олег обратил внимание, что в раковине свалены немытые тарелки, и удивился – мать была аккуратисткой. Однако его заботили более серьезные проблемы, чем грязная посуда.