2
Макар Илюшин и Сергей Бабкин приближались к полицейскому участку. «Я согласен, мы ничего больше не можем сделать», – признал Илюшин. После его слов об ошибке Бабкин долго уговаривал друга рассказать, в чем дело, но ничего внятного выжать из него не мог. Единственное, что дало ему небольшую подсказку, было их возвращение к дому Раньери. Илюшин перевесился с моста под пристальными взглядами отдыхавших гондольеров и внимательно рассмотрел основание дома.
– Что ты там увидел? – Бабкин прищурился, пытаясь разобрать, что так заинтересовало его друга. Но его все время отвлекали рожи гондольеров. Слишком напряженные они были для отдыхающих лодочников в начале трудового дня.
И кстати, отчего это они постоянно балбесничают?
Только Бабкин хотел задать этот вопрос вслух, как Илюшин дернул его за рукав.
– Пошли.
И рванул с такой скоростью, что Бабкин еле успел догнать его на краю моста.
Про бедного Леонардо и говорить нечего: переводчик мотылялся где-то в кильватере еще целый квартал, прежде чем поравнялся с сыщиками.
– Макар, позвольте спросить: куда вы бежите?
– Здесь, судя по карте, поблизости должен быть участок, – отрывисто бросил тот.
– Да, минутах в пяти.
– Отлично!
Как Илюшин, глянувший на карту один раз, ухитрился запомнить расположение участков, Бабкин уже и не спрашивал. Но почему он передумал насчет полиции?
– Макар, да что случилось?! Что ты там увидел?
– Гараж!
– Какой гараж?
– Макар, у нас тут нет машин, – осторожно подал голос сзади переводчик. Похоже, он окончательно уверился в том, что его подопечные свихнулись, один-то уж точно.
– Машин нет, а катера есть. До сих пор я думал, что вы всегда держите их возле домов. Уличная парковка!
– Кое-где есть доки.
Макар обернулся так резко, что Леонардо налетел на него и едва не уронил очки.
– Вот именно, док! В доме Раньери он расположен внизу, как подземный гараж!
– И что же? Да, со стороны набережной дом стоит на сваях, а между ними…
– А между ними можно погрузить в лодку все, что душе угодно! – перебил Макар. – И вывезти куда угодно.
– Так ты думаешь, Маткевич в доме? – встрепенулся Бабкин.
– Понятия не имею. Но гондольеры, несущие там службу денно и нощно, мне не по душе.
Два человека входят в комнату, где сидит связанная Вика Маткевич. Один из них склоняется над ней со шприцем, второй силой удерживает рвущуюся женщину.
– Ты рассчитал дозировку? Мы не убьем ее?
– Хочешь сказать, раньше времени? Надеюсь, что нет.
У Вики Маткевич есть пятнадцать секунд, пока подействует кетамин. Она слышит их разговор, понимает, что времени у нее осталось немного, и ее последняя мысль – о муже, с которым все вышло так нелепо. А после крылатый лев роняет черное перо, которое все растет, растет, пока летит вниз, и наконец накрывает ее, и все исчезает: и комната, и убийцы, и боль…
Бабкин выругал себя за невнимательность. Это он, а не Илюшин, должен был заметить, что бравые парни в лодках слишком пристально наблюдали за ними.
– До сих пор я думал, что достаточно установить наблюдение за входом, и Раньери не сможет вывести Вику незаметно. Я идиот! Мне надо было раньше сообразить про катер!
Макар потер лоб и болезненно поморщился.
– Слушай, ты что-то навыдумывал себе! – решительно сказал Бабкин, которому совершенно не нравился настрой друга. – Ты сам говоришь, что не знаешь, где Маткевич.
…Яркий электрический свет заливает помещение. Трое стаскивают вниз бесчувственную женщину, грузят в старый катер с треснувшим лобовым стеклом. Закрывают брезентовым тентом, сверху набрасывают вещи.
– Видно ее? – спрашивает один.
Другой качает головой. Он наклоняется, поддевает тростью край брезента.
– Ноги ей подогните. Мало ли, заглянут…
Женщину укладывают, словно куклу – маленькую легкую куклу с золотыми волосами. Ее рука безвольно падает, обручальное кольцо сверкает на пальце. Один из тех, кто стоит поблизости, мужчина с расширенными зрачками и болезненной улыбкой на тонких губах, присаживается рядом и незаметно стаскивает его.
– Луиджи, что ты там делаешь?
– Руку ее прячу.
– И что ты хочешь заявить в полиции?
Макар не успел ответить: Леонардо ткнул направо.
– Все, пришли!
Неприметная дверь ничем не напоминала вход в участок, если бы не скромная табличка сбоку и зарешеченные окна на первом этаже. За стеклом торчал кактус, похожий на инсталляцию из утыканных иглами оладьев.
– М-да, место не слишком приветливо выглядит, – признал переводчик. – Но если я правильно понял, вы настроены побеседовать с кем-нибудь из местных?..
– Очень настроены! – твердо сказал Макар.
– Вы сначала ответите на телефонный звонок или считаете, что разговор с полицией не терпит отлагательств? – Леонардо поправил очки и выжидательно уставился на Илюшина.
– Господи, где ты учил русский! – простонал Бабкин. – В корпусе благородных девиц? И, кстати, ты о чем?
– Телефон. Я должен заметить, он уже минуту гудит у Макара в кармане.
Илюшин вытащил трубку, поставленную на виброзвонок. Та тряслась так отчаянно, будто от бессилия впала в эпилептический припадок.
– Да! – сказал Макар. – Рвтисавари, ты? Нет, ничего хорошего. Что? Что-о?!
Он отступил на несколько шагов от двери. Бабкин и Леонардо, переглянувшись, последовали за ним.
Илюшин слушал, озадаченно глядя на Сергея, время от времени бросая короткие вопросы.
– Занятно… Ты его знаешь? Когда? Почему? Ах, Паоло!
– Так! – не выдержал Бабкин. – Ну-ка транслируй нам сюда, что у вас происходит!
– Я перезвоню, – сказал Макар и отключил телефон.
А затем широко улыбнулся.
До этого Бабкин чувствовал себя, по выражению его жены, как еж с колючками внутрь. Он видел, какое мучительное напряжение охватило его друга, и осознавал: что-то идет не так. Катастрофически не так, бесповоротно! Что бы там ни чуял Илюшин, его интуиции Сергей доверял на все сто. Если уж он решился обратиться в полицию, значит, был готов на крайние меры.
И вдруг вернулся прежний Макар, словно сбросивший груз с плеч. Но что такого мог сообщить ему толстенький грузин, чтобы Илюшин перестал бояться за жизнь Вики Маткевич?!
– Мы идем в полицию или нет?
Леонардо переводил взгляд с одного сыщика на другого.