– Конечно, – сказала девочка. – Но я бы хотела, чтобы Женевьева была с нами.
Энди поперхнулась, но все же справилась с собой. Возможно, Женевьева уже мертва. Но она не могла сказать об этом Грейс. Она должна была защищать дочь.
– Послушай, милая…
– Может быть, она уже мертва, – сказала Грейс, и ее глаза широко раскрылись, как у совы. – Господи, я так надеюсь, что она жива…
Она положила ложку и заплакала, Энди начала ее утешать, но не выдержала, уронила тарелку и сама разрыдалась. Через несколько секунд дочь подползла к ней, и они обнялись, продолжая плакать; и тут Энди вдруг вспомнила тот вечер, когда они втроем валялись на ковре и хохотали после того, как Женевьева сказала: «Господи, член у того мужика, как у жеребца».
С тех пор прошло так много времени…
– Но он ничего не говорил про сексуальные извращения, – сказала Грейс.
– Он нас не слышал.
– И что мы будем делать?
– Нам нужно оценивать его действия, – сказала Энди. – Если мы решим, что он намерен нас убить, нам следует на него напасть. Нужно продумать, как это сделать.
– Он слишком сильный.
– Но мы должны попытаться… и, может быть… я не знаю. Послушай: Джон Мэйл очень умен. Однако у нас есть шанс им манипулировать.
– Как?
– Я думаю. Если он общается с Дэвенпортом, может быть, мы сумеем отправить ему послание.
– Как?
Энди вздохнула.
– Я не знаю. Пока.
Джон Мэйл вернулся через час. И вновь они почувствовали его приближение, услышали шаги по ступенькам. Он снова очень осторожно открыл дверь. Энди и Грейс сидели на матрасе. Он оглядел обеих, его взгляд задержался на Грейс, но потом он отвернулся и сказал Энди:
– Выходи.
Утро Лукас потратил на чтение газет, затем перешел к телевизионным новостям. Прослушав последний канал, он позвонил в убойный отдел и попросил Слоуна встретиться с ним в офисе Нэнси Вулф.
Когда Дэвенпорт добрался до офиса, Слоун изучал ту же самую «Хонду», которая утром привлекла внимание Лукаса.
– Тяжелый металл, – сказал он, нависая над Лукасом. – Рядом с ней «Порше» выглядит как паршивый «Паккард».
Слоун, сухопарый человек, со скептической улыбкой смотрел на мир со стороны. Он любил коричневые костюмы, и у него их было несколько – самых разных оттенков: летом он предпочитал желто-коричневые и почти бежевые полосатые галстуки и соломенные шляпы; зимой обращался к более темным тонам и фетровым шляпам. Он только что перешел на зимний вариант и теперь выделялся на парковке темным пятном.
– «Хонда MSX» может укусить тебя за задницу, – сказал Лукас, глядя на машину.
Он подбросил обручальное кольцо в воздух, поймал его и надел на кончик большого пальца. Камень яростно заискрился на солнце.
– Что будем делать? – осведомился Слоун.
– Играть в плохого и хорошего полицейского с Нэнси Вулф, партнершей Манетт. Ты будешь хорошим.
– А какое она имеет к этому отношение?
– Ты знаешь, что ублюдок мне звонил? – спросил Лукас.
– Да, Лестер дал мне прослушать запись.
– Я успел задать ряд вопросов, – сказал Дэвенпорт. – Никто – ни в газетах, ни в новостях – не упоминал о футболке. Нигде не говорилось, что следствие веду я. Вне полицейского департамента об этом знали только семья и несколько человек, которые к ней близки. Вулф. Адвокат.
– Господи. – Слоун почесал в затылке. – Ты думаешь, с ним кто-то общается? С этим ублюдком?
– Может быть. Я могу объяснить, откуда он обо мне знает. Но про футболку мог только догадаться. Интуиция?
– Ха. – Они прошли мимо скульптуры, похожей на жвачку. Слоун посмотрел на нее и спросил: – А как насчет Миранды? [38]
– Да. Мы это уже проделали… Она заявила, что ей нужен адвокат, а мы сказали – отлично. Я намерен вести себя очень жестко. Мы должны ее потрясти. Аналогично поступим с семьей Манетт, когда до них доберемся.
– Лукас, послушай, Лукас!
Дэвенпорт и Слоун шагали через мост и остановились, чтобы взглянуть на декоративных карпов, когда раздался женский голос. Они оглянулись и увидели Джен Рид, которая поспешно переходила улицу. Телевизионный фургон делал запрещенный разворот, чтобы заехать на парковку.
– От нее у меня стоит, – пробормотал Слоун.
У Рид были большие карие глаза, каштановые волосы до плеч и длинные загорелые ноги. Картину дополняли темно-фиолетовый костюм и туфли в тон, в руках она держала сумочку от Гуччи. Легкая неправильность речи из-за небольшого нарушения прикуса придавала ей дополнительное очарование.
– Твое задание? – спросил Лукас, когда Рид подошла к ним. – А это…
– Детектив Слоун, естественно, – перебила его журналистка, взяла Слоуна за руку и включила улыбку в двести ватт. Потом снова повернулась к Лукасу. – Я пытаюсь встретиться с Нэнси Вулф. Насколько я понимаю, все ее файлы изъяты местными нацистами.
– Иными словами, мной, – сказал Лукас.
Улыбка Рид стала шире – она уже знала.
– В самом деле? Ну, и зачем они тебе?
Дэвенпорт посмотрел в сторону фургона.
– Джен, Джен, Джен, – укоризненно сказал он. – У тебя ведь спрятан подлый, бесчестный микрофон в фургоне? А это неэтичное, отвратительное и мерзкое вторжение в мою частную жизнь. Более того, почти уголовное преступление. Возможно, ты уже преступила закон.
Рид вздохнула.
– Лукас…
Он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Трахни себя.
Она прошептала в ответ:
– Мысль мне нравится, но я не люблю выступать соло.
Дэвенпорт отодвинулся и нащупал в кармане кольцо.
– Пойдем, Слоун, посмотрим, сумеем ли мы добраться до мисс Вулф до того, как за нее примутся средства массовой информации…
– Проклятье, Лукас, – сказала Рид и топнула ногой.
Когда они вошли в здание, Слоун спросил:
– Неужели ты думаешь, что у нее был включенный микрофон?
– Я уверен.
– И они слышали, как я сказал, что у меня на нее стоит?
– Ни малейших сомнений, – ответил Лукас, скрывая улыбку. – И они это используют, подлые ублюдки.
– Ты все врешь. Не надо так со мной поступать, я должен знать правду.