Им удалось сделать острие, но оно оказалось недостаточно прочным, чтобы пробить кожу и повредить мышцы. Возможно, с его помощью им бы удалось выбить глаз.
Они пытались сделать спираль, но получилось хуже, чем просто складывать. Потом Грейс заметила, что края банки остаются острыми, когда удается оторвать крышку и донышко, а потом поместить импровизированную бритву между донышком и крышкой… И вновь им стало ясно, что они смогут только оцарапать Мэйла, но не нанести ему серьезную рану.
– Если бы он был… на тебе, я бы попыталась перерезать ему горло, – предложила побледневшая Грейс.
Энди покачала головой и приставила алюминиевую полоску к тыльной стороне руки.
– Нужно приложить слишком большую силу, – сказала она. – Смотри.
Она сильно прижала край банки, но получилась лишь длинная красная линия с несколькими капельками крови в конце.
– Нанести глубокую рану гораздо труднее, чем кажется. Я помню из медицинской школы: тела нужно резать, как глину. – Она посмотрела в потолок на согнутый гвоздь. – Однако гвоздь подойдет. Если мы сумеем его вытащить…
– Нам придется постараться, – сказала Грейс.
И они старались. Грейс сидела на плечах Энди и царапала дерево острыми кусочками алюминия. Шляпка гвоздя уже освободилась, но упорно не хотела шевелиться, когда они услышали его шаги.
Грейс взяла Энди за руку, и та поразилась – ее дочь стала совсем взрослой.
– Не сопротивляйся, – сказала Грейс. – Пожалуйста, не сопротивляйся.
Но ей было необходимо сопротивляться.
Энди знала, что должна. Если она перестанет, он может потерять к ней интерес и переключиться на Грейс, или… просто избавиться от них. Мэйл хотел, чтобы она сопротивлялась. Он хотел ее покорить, это она поняла.
Джон вывел Энди из камеры, запер замок и повернул ее к матрасу. Она споткнулась и упала. Лучше уж самой, чем быть сбитой с ног.
Ему нравился страх в голосе Энди. Он бил ее для того, чтобы она его боялась, и она научилась умолять.
– Пожалуйста, Джон, – сказала она. – Не делай мне больно.
– Снимай одежду, – сказал Мэйл.
Энди начала стаскивать блузку, внимательно оглядываясь по сторонам, хотя на лице у нее застыло испуганное выражение. Есть здесь что-нибудь, что она смогла бы использовать в качестве оружия?
– Проклятье, поторопись, – сказал он.
Мэйл уже разделся, Энди видела его эрекцию, он шел к ней.
– Джон…
Он стоял над ней.
– Теперь мы попробуем нечто новое. Если ты меня укусишь – а я не люблю, чтобы меня кусали, – если ты меня укусишь, я тебя изобью по-настоящему, выведу Грейс из дома, засуну ее в отбросы и приведу обратно, чтобы ты на нее посмотрела. Ты меня поняла?
Энди тупо кивнула.
– Ну, тогда ладно… – сказал Мэйл.
Потом, лежа на матрасе, он ей сказал:
– Ты знаешь, что сделал проклятый Дэвенпорт? – И рассказал ей про радио. – Однако я его раскусил, – похвастался он. – На минуту я поддался, но потом все понял и сказал прямо в эфир: «Дэвенпорт, ну ты и вафлежуй». – Мэйл заметно оживился, словно они были подростками-любовниками, лежали на матрасе в квартире с холодной водой и делились друг с другом мечтами. – Он думает, что страсть какой умный. Но он еще не знает, что все это ему дорого обойдется.
– Я… что? – Она старалась поддерживать разговор автоматически, а сама изучала подвал.
Мэйл не стал ее бить, и секс уже не имел такого значения; он уже не мог сделать больше того, что делал, и это было вполне терпимо… так думала Энди.
И вот итог осмотра: в углу стояла стопка старых терракотовых горшков – их можно было бросать или использовать в качестве дубинки. Чуть дальше валялась бутылка из-под пива. Господи, если бы она сумела до нее добраться, то могла бы отбить горлышко или разбить. Это уже настоящее оружие.
– У меня есть шпион, который наблюдает за каждым его шагом, – сказал Мэйл.
Энди, продолжавшая разведку, потеряла нить разговора.
– Шпион? Шпион? – спросила она.
У него появились странные иллюзии?
– Ты его знаешь, – сказал Мэйл, поворачиваясь, чтобы посмотреть на ее реакцию. – Твой друг; именно он навел меня на тебя с самого начала.
– Кто? – Судя по тону его голоса, иллюзии были ни при чем, он говорил совершенно спокойно.
– Не могу сказать, – ответил Мэйл.
– Почему?
– Хочу, чтобы ты думала. Может быть, твой муж пытается избавиться от тебя и дочерей. Или мать…
– Моя мать умерла.
– Да? И как она умерла?
– Утонула.
– Ха. – Мэйл собрался сказать что-то еще, но поднялся на колени и снова навис над ней. – Возможно, это твоя партнерша. Или отец.
Энди решила рискнуть.
– Джон, я думаю, ты все выдумал.
На мгновение ей показалось, что он ее ударит – глаза широко раскрылись, его охватил бездумный гнев, словно он погрузился в себя, как в тех случаях, когда начинал ее бить. Но он лишь небрежно улыбнулся.
– Да, я тебя обманул. Шпион существует. Но я не знаю, кто он.
Она покачала головой.
– Он сам мне позвонил, – продолжал Мэйл. – Сказал: «Помнишь Энди Манетт, которая отправила тебя в больницу? Она все время о тебе говорит…»
– Кто-то так сказал? – Теперь она ему поверила, и это ее потрясло.
– Да. Этот человек сказал, что ты считаешь меня демоном. Очень скоро я уже не мог о тебе не думать. Я никогда тебя не забывал, но ты оставалась в далекой части моего сознания. И я не собирался иметь с тобой дела. Но позвонил шпион…
– Да? – Подсказка психиатра, и она почувствовала, что снова обретает власть.
– Я помню, как сидел в камере предварительного заключения, там всегда была ты в своих… платьях… и твои сиськи, и духи, иногда мне даже удавалось разглядеть ноги. Я представлял твою киску; ночами напролет лежал и думал о ней. Смогу ли я ее увидеть? Или нет…
– Я не понимала… – Еще одна подсказка.
– Ты никогда не понимала, как я устроен, а я не мог тебе объяснить, – сказал Мэйл. – Я просто сидел, смотрел на твои сиськи и горел.
– Кто-то все время тебе звонил?
– Я больше не хочу говорить, – сказал он, и его гнев внезапно вернулся, взгляд обратился внутрь и затуманился. – Я хочу трахаться… – Мэйл размахнулся и ударил ее в плечо. Энди отстранилась, и он сказал: – Иди сюда, или я по-настоящему надеру тебе задницу.
– Можно я кому-нибудь позвоню и скажу, что жива? – позднее спросила она. – Мужу или кому-то другому?
Он разозлился.
– Нет, конечно.