Возрождение | Страница: 84

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я могу нарушить обещание, подумал я, выбрасывая сигарету. Не в первый раз.

Но не в этом случае. Не это обещание.

Я вернулся в дом, смял пачку сигарет и выбросил в мусорную корзину возле почтовых ящиков. Добравшись до квартиры, позвонил Бри на сотовый, готовясь оставить сообщение, но она ответила. Я поблагодарил ее за письмо и заверил, что не собираюсь больше никогда видеться с Чарлзом Джейкобсом. Солгал, не испытывая ни малейших угрызений совести. Муж Бри был прав: ей следовало навсегда выкинуть Джейкобса из своей жизни. А когда придет время вернуться в Мэн и исполнить свое обещание, я солгу Хью Йейтсу по той же причине.

Давным-давно два подростка полюбили друг друга так пылко, как бывает только в юности. Через несколько лет они занялись любовью в развалившейся лачуге, под раскаты грома и отблески молний – совсем как в любовных романах Виктории Холт. Со временем Чарлз Джейкобс спас их обоих от уплаты высокой цены за свои пагубные пристрастия. Я обязан ему дважды. Не сомневаюсь, что вы это понимаете, и я бы вполне мог больше к этому не возвращаться, но это означало бы утаить главное. Меня донимало любопытство. Боже милостивый, мне хотелось посмотреть, как он приподнимет крышку на ящике Пандоры и заглянет внутрь.


– Надеюсь, это не дурацкий способ сообщить мне о своем уходе? – спросил Хью, пытаясь придать вопросу шутливый тон, но глядя на меня с тревогой.

– Вовсе нет. Мне просто нужно сделать перерыв на пару месяцев. Может, на полтора, если станет скучно. Я хочу побыть с родными в Мэне, пока еще могу. Ведь я не становлюсь моложе.

Конечно, я не собирался навещать своих родных в штате Мэн. Они и так жили слишком близко к Козьей горе.

– Ты еще дитя, – недовольно пробурчал он. – Осенью мне исполнится столько лет, сколько тромбонов в оркестре на парадном шествии. Уход Муки этой весной и так стал ударом. Если сбежишь ты, мне, похоже, придется прикрыть лавочку. – Он вздохнул. – Мне следовало завести детей, чтобы было кому передать дело, но разве это гарантия? Такое редко случается. Когда ты говоришь, что надеешься передать им семейный бизнес, они отвечают: «Извини, пап, но мы с тем парнем, который курит травку и с которым ты запрещал дружить в школе, едем в Калифорнию, чтобы сделать доску для серфинга с беспроводным доступом в Интернет».

– А теперь, когда ты выговорился…

– Ну да ладно, возвращайся к своим корням. Поиграй в куличики с маленькой племяшкой и помоги брату восстановить его последний классический автомобиль. Ты же знаешь, как тут летом.

Конечно, я знал: не ахти. Лето означает полную занятость даже для самых паршивых групп. Они играют живую музыку в барах и выступают на четырех десятках фестивалей в Колорадо и Юте, а не покупают время для записи.

– Джордж Дэймон приедет, – сказал я. – Он возвращается из небытия с помпой.

– Да уж, – согласился Хью. – Единственный парень в Колорадо, который может исполнить «I’ll Be Seeing You» как «Боже, храни Америку».

– Может, единственный во всем мире. Хью, у тебя больше не было призматиков?

Он с удивлением посмотрел на меня:

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

Я молча пожал плечами.

– Да нет, я в порядке, – продолжил он. – Просыпаюсь пару раз каждую ночь и выдавливаю из себя полчашки мочи, но в моем возрасте это, похоже, в порядке вещей. Хотя… Хочешь услышать кое-что забавное? Правда, меня это скорее пугает.

Я не хотел, но подумал, что должен. Только что начался июнь, и Джейкобс еще не объявлялся, однако я не сомневался, что он даст о себе знать. Обязательно.

– Мне часто снится один и тот же сон. В нем я нахожусь не здесь, на ранчо, а в нашем доме в Арваде, где прошло мое детство. Кто-то стучит в дверь, и не просто стучит – барабанит. Я не хочу открывать, потому что знаю, что это моя мама, которая умерла. Довольно глупо, потому что в Арваде она была жива и абсолютно здорова, но я точно знаю, что это она, мертвая. Я спускаюсь в гостиную против своей воли, потому что ноги сами меня туда несут – знаешь, как это бывает во сне. Она уже колотит в дверь кулаками со всей силы, ну точно как в ужастике, что мы читали на уроках литературы в старших классах. По-моему, он назывался «Августовская жара».

Нет, не «Августовская жара», подумал я. «Обезьянья лапка»[24] . Это в нем стучат в дверь.

– Я тянусь к ручке и просыпаюсь весь в поту. Что ты об этом думаешь? Подсознание готовит меня к большому выходу на сцену?

– Не исключено, – согласился я, но мои мысли витали в ином месте. Я вспомнил другую дверь. Маленькую, покрытую сухим плющом.


Джейкобс позвонил первого июля. Я находился в одной из студий, обновлял программное обеспечение. Услышав его голос, я опустился на стул перед пультом управления и посмотрел в окно звуконепроницаемой комнаты, которая сейчас пустовала, если не считать разобранной ударной установки.

– Пришло время исполнить свое обещание, – сказал он. Слова звучали невнятно, словно он был навеселе, но я никогда не видел, чтобы он пил что-то крепче черного кофе.

– Хорошо, – ответил я спокойно. Почему бы и нет? Я ведь ждал этого звонка. – Когда мне приехать?

– Завтра. Самое позднее – послезавтра. Думаю, ты не захочешь остановиться у меня, хотя бы на первое время…

– Ты думаешь правильно.

– …но ты должен остановиться там, откуда сможешь прибыть не позже, чем через час. Я звоню – ты приезжаешь.

Это напомнило мне другую страшную историю: «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…»[25] .

– Ладно, – согласился я. – Но, Чарли…

– Да?

– У тебя ровно два месяца моего времени, ни днем больше. После Дня труда мы с тобой в расчете, что бы ни случилось.

Возникла пауза, но я слышал его дыхание. Оно было затрудненным и напомнило мне об Астрид в инвалидном кресле.

– Это… приемлемо. – Приефлемо.

– Ты в порядке?

– Еще один инсульт. – Иншульт. – Говорю я не очень хорошо, но уверяю тебя, мой ум ясен как никогда.

Пастор Дэнни, исцели себя самого, подумал я, и уже не в первый раз.

– У меня для тебя новость, Чарли. Роберт Ривард мертв. Помнишь того мальчика из Миссури? Он повесился.

– Мне ишкренне жаль. – По голосу этого не чувствовалось, и тратить время на выяснение деталей он тоже не стал. – Когда доберешься, позвони и скажи, где расположился. Напоминаю: не дальше чем в часе езды.

– Хорошо, – ответил я и повесил трубку.

Несколько минут я сидел в неестественно тихой студии и молча разглядывал рамки с обложками записанных на ранчо альбомов на стенах, а потом набрал телефон Дженни Ноултон в Рокленде. Она ответила после первого же гудка.