– А письма? – спросила Настя. – Были же письма с угрозами.
– Так это Хохлов сам, это у него главная версия. Меня к ней не подпускают, мое дело – любовника искать, старого или нового. Как только я рыпнусь в сторону, мне тут же кислород перекроют.
– Получается, что либо Милюкову действительно убили по личным мотивам, и убил кто-то, кто, скорее всего, у нее ночевал, или дело совсем хреново, – заключил Коротков. – Потому что если она побывала у Федюниной вечером, никому ничего об этом не рассказала, а утром ее уже грохнули, значит, за ней с самого начала следили. Вопрос в том: кто и зачем? Что такого опасного знала Федюнина, чем могла поделиться с Милюковой? Или, может быть, Камилла кому-то уже давно мешала, и ее убили совершенно независимо от визита к бабке Федюниной, просто по времени совпало. В любом случае, Вите в это соваться никак нельзя.
– Кто и зачем… – повторила Настя вслед за ним. – Кто и зачем… Вить, ты читал материалы из папки Милюковой, которые ей подготовили для программы с мэром. Чего там нет такого, что бабуля рассказала Короткову?
– Да там, в принципе, все и есть примерно как в материалах. Нет только информации про беспробудное пьянство перед армией и про их четвертого товарища Дмитрия Голикова. Но Голикова я сразу же пробил, там все так, как старушка говорила: в восемьдесят третьем совершил изнасилование с убийством, получил пятнашку, отсидел от звонка до звонка, вышел, через два месяца госпитализирован в психушку. Острое состояние сняли, поставили на очередь в психоневрологический интернат, поскольку самостоятельно жить Голиков не мог, а ухаживать за ним было некому, у него мать совсем старая и больная. Там же, в психоневрологическом интернате, он и умер пару лет назад. Еще Федюнина какую-то Юлю упоминала, в которую Смелков был влюблен. Но ни адреса, ни фамилии девушки она не знает. Так что некая мифическая Юля никакой опасности представлять не может.
– А может, парни по пьяни чего натворили? – предположила Настя. – И в архиве остались какие-нибудь протоколы, про которые все давно забыли? Хотя если дело дошло тогда до милиции, то папаша Баева наверняка все связи включил, и никаких протоколов не осталось. А связи у него были, это точно, без них обычный участковый своему сынку вряд ли сможет организовать направление в школу милиции сразу после десятого класса. Был бы после армии – другое дело, а так…
– Протоколы, может, и уничтожили, а слухи-то все равно остались бы, – возразил Виктор. – Но никаких слухов не было и нет. Так что или покойный Голиков, или ничего.
В дверь номера снова постучали, и Егоров мгновенно скрылся в гостиной Короткова.
– Да! – громко крикнула Настя. – Входите!
Схватив маркер отвратительно розового цвета, она начала сосредоточенно рисовать какие-то стрелки на одном из планов, а Коротков сделал вид, что читает текстовый документ.
Все тот же официант поинтересовался, можно ли убрать стол и грязную посуду. Получив разрешение, он исподтишка осмотрел комнату, и это не укрылось ни от Короткова, ни от Насти. Что это? Подтверждение правильности подозрений или обычное любопытство?
Как бы там ни было, а одно несомненно: полковник Баев во всем этом замешан самым прямым образом. Трудно поверить, что капитан Хохлов затеял такую комбинацию без указания или хотя бы одобрения своего начальника. Конечно, между Хохловым и начальником УВД стоят еще два руководителя – начальник убойного отдела и начальник криминальной полиции, он же заместитель Баева, но только непосредственная поддержка полковника могла бы гарантировать, что никто не вмешается в ход оперативного сопровождения уголовного дела об убийстве Камиллы Милюковой. Никому не придет в голову выдвигать и разрабатывать другие, неудобные, версии. Никто не будет «укреплять ряды», выводя из дела спившегося и безразличного ко всему, а оттого послушного и управляемого майора Егорова и ставя на его место кого-то более умелого и амбициозного. Никто не начнет ставить перед Следственным комитетом вопрос о замене следователя. Все знают: Вадик Хохлов – человек Баева и на его делянку лучше не соваться.
– В общем, мальчики-девочки, моя задача, если я хочу остаться живым, состоит в том, чтобы найти кого-нибудь более или менее подходящего на роль любовника Милюковой, убившего свою бабу из ревности. И за мной внимательно смотрят: как я его ищу? Достаточно ли старательно? Так что я буду искать. Может, даже и найду вскорости, – говорил Егоров. – И если вы захотите мне помочь, то вам придется искать настоящий мотив для убийства и найти его раньше, чем этого любовничка успеют закрыть. Потому как если его все-таки закроют, то выбьют из него такие показания, которые потом никакими новыми доказательствами опровергнуть не удастся.
Виктор ушел так же, как и пришел в гостиницу: через один из двух служебных входов. Проводив майора, Коротков посмотрел на часы:
– Пора ехать, Пална, нам же еще ужинать с Петей.
– Я даже думать не могу о еде, – жалобно простонала Настя, собирая с пола документы и складывая их аккуратной стопочкой.
– Я тоже не могу, пирожные что-то тяжело пошли, – вздохнул Юра. – А что делать? Петю обижать нельзя, он старается быть хорошим хозяином. Да ладно, пока доедем, пока разговоры поразговариваем… Как-нибудь справимся.
– Кстати, о разговорах. – Настя закончила собирать документы и вышла в спальню, чтобы сменить футболку на джемпер, поэтому ей пришлось повысить голос, чтобы оставшийся в гостиной Коротков ее слышал. – Наш Петенька проявил недетский интерес к возможностям банкира Каменского продавить проект трассы в правительстве. Так что жди, он наверняка воспользуется возможностью впарить нам какой-нибудь участок с южной стороны. Он же дружбан мэра, а мэр, как известно, сторонник прокладки трассы именно с юга от Вербицка. Очень уж ему дорога звероферма. Я Петеньке наживку кинула, посмотрим, заглотнет или нет.
– А что ты ему сказала?
– Сказала, что лично мне очень понравился участок на северной стороне, ну тот, помнишь? Который у озера.
– Так он же неукупный по деньгам!
– Я так и сказала Пете. Что, дескать, очень нравится, но дорого. Так что теперь, по логике вещей, наш Петенька должен нам сегодня выдать информацию об аналогичном участке с юга, таком же хорошем или даже еще лучше.
Она снова вышла в гостиную и начала собирать сумку.
– Но мы же на юге все посмотрели, – удивился Коротков. – Там участков на берегу водоемов вроде не было.
– Юр, мы же смотрели то, что доступно для покупки. То есть только то, что нам показали как продающееся. В другие места мы не ездили. Вот голову прозакладываю: Петя нам сегодня скажет, что как раз совсем недавно один владелец решил продать один участочек с южной стороны на берегу одного хорошенького озерца, но до последнего момента колебался, а вот Петя его сегодня спросил – и он согласился продать, и не так дорого, как тот участок, который мне понравился. И земля лучше, и цена ниже. А как только мы слюнки пустим, станет намекать, что если задействовать влияние банкира Каменского… ну и все в таком роде.