Зато на участке оборудована детская площадка с качелями, лесенками, шведской стенкой и маленькой песочницей. В песочнице возились двое малышей, судя по одинаковой одежде – близнецов, на качелях летала вверх-вниз девочка лет пяти-шести, на шведской стенке упражнялся мальчик-подросток. Рядом на узкой скамеечке сидела немолодая дама, внимательно наблюдающая за детьми.
– Извините, пожалуйста, – крикнул Егоров через забор, – вы хозяйка?
Дама оторвала взгляд от ребятни и посмотрела в его сторону.
– Вы что-то хотели?
– Я из полиции, мне нужно задать несколько вопросов о прежнем хозяине.
– Тогда заходите. – Дама приветливо махнула рукой. – Я должна смотреть за внуками, отвлекаться не могу. Калитка не заперта.
Оказалось, что внуками приятной дамы были только мальчик на шведской стенке и девочка на качелях, а близнецы в песочнице – правнуки, дети ее старшей внучки.
– Мы все вместе живем, одним домом, – пояснила она. – Дети с семьями и я. Вместе как-то проще многие проблемы решать, да и маленькие под присмотром. У меня трое детей, все работают, на нянях разориться можно. Вот сложились, у кого сколько было, и построили дом. Не дворец, конечно, но места всем хватает. А что вы хотели про прежнего хозяина узнать? Мы ведь его лично не знали, участок купили уже после его смерти.
– Может быть, оставались какие-то вещи профессора? Одежда, книги, бумаги…
– Ах вот вы о чем! – Дама широко улыбнулась. – Конечно, это все было. Участок продавался вместе с домом, хотя какой это дом… одно название! Непонятно, как в нем еще можно было жить. Так что перед тем, как его сносить, мы вещи прежнего владельца разобрали. Одежда, правда, была сильно поношенная, мы ее в церковь отдали, они два раза в год устраивают благотворительные акции для совсем неимущих, для бездомных. Посуду тоже отдали. Мебель разваливалась прямо в руках, ее всю жучок поел. А книги и бумаги рука не поднялась выбросить, я ведь в прошлом – учитель русского языка и литературы, так что мое отношение к печатному и рукописному слову, да и вообще к слову, вы можете себе представить.
Егоров настороженно кивнул. Неужели все окажется так просто? Вот сейчас эта милая женщина скажет: пойдемте, я вам все отдам, у нас все сохранилось. Неужели чудеса действительно бывают на этом свете, переполненном грязью, ложью и подлостью?
Но чудес все-таки не бывает. К сожалению. Книги и многочисленные бумаги покойного профессора были сложены в деревянный сарай, который в прошлом году сгорел.
– Мальчишки окрестные баловались, я так думаю, – вздохнула хозяйка дома. – У нас же забор совсем низенький, на сколько денег хватило – такой и поставили, от воров не убережет, зато малыши не убегут. Да мы воров и не боимся, брать у нас все равно нечего. А пацаны по ночам, наверное, в наш сарайчик шастали, курили и винцо попивали, ну, как все подростки. Вот и бросили непотушенную сигарету.
Значит, не судьба.
– Когда пожар случился? – дежурно спросил Егоров, просто чтобы что-нибудь спросить, дождаться ответа и еще немного посидеть в этом уютном радостном месте.
– Да года еще не прошло, прошлой осенью. И знаете, что самое обидное? Нелепое стечение обстоятельств. К нам прошлой осенью приехала погостить моя старинная подруга, и так получилось, что она целый день пробыла дома одна, дети и старшая внучка на работе, внуки в школе и детском саду, а я с близнецами в поликлинику поехала. Когда вернулась, подруга мне рассказала, что приходил какой-то очень симпатичный молодой человек, интересовался бумагами прежнего хозяина, и она ему сказала, что, мол, бумаги все в целости, и книги тоже, огромная научная библиотека, все в сарае сложено. Он попросил показать, но подруга у меня боязливая, чужих опасается, и не рискнула постороннего человека пускать. Сослалась на то, что она тут не хозяйка, и посоветовала прийти в другой раз, когда хозяева будут дома. А на следующую ночь сарай сгорел. Я тогда подумала: вот жаль, что она его не впустила и бумаги профессора не отдала! Может, пригодились бы кому-нибудь, как-никак научное наследие. А так – пропало все безвозвратно.
Так все-таки бывают чудеса или нет? Неужели настырная москвичка права в своих догадках и профессор Тарасевич знал что-то такое, что очень нужно тем, кто искал его рукописи по истории пушного дела? Никакие секреты кормления пушных зверей никого почему-то не интересовали, хотя тут просматривается прямая экономическая выгода. А вот неоконченная книга по истории, с которой никому никакого навару, интересовала.
По дороге к управлению внутренних дел, получив сообщение от Каменской, Виктор остановился возле киоска, торгующего хот-догами, взял булочку с сосиской и кетчуп, вернулся в машину и не спеша перекусил. Теперь ему предстоит визит в архив УВД и общение с Ксюшей Демченко. Ее нельзя ни в коем случае ни напугать, ни насторожить, иначе, если москвичка правильно вычислила, Ксюшин ухажер, завернувший в Вербицке всю эту байду с экологами и лабораторией, мгновенно обо всем узнает. И фиг его знает, какие меры он предпримет. Виктор вспомнил, что минут десять назад слышал сигнал телефона: пришло еще одно сообщение, но он в этот момент нес в одной руке хот-дог, в другой картонное блюдце с кетчупом, и лезть в карман за телефоном ему было неудобно. Он вытащил телефон и не спеша рассмотрел присланную Каменской фотографию с пояснениями: «Наш дружок с мамой и папой 20 лет назад». Прищурился, всмотрелся повнимательнее. Родинка справа от подбородка. Годится.
Егоров вышел из машины, выбросил в урну картонные тарелки и использованные салфетки и двинулся на работу. Как там москвичка сказала полковнику? Преступления и правонарушения в северной части пригорода за последние пять лет? Ну-ну.
В помещении архива кроме стола самой Демченко имелся еще один стол, за которым разрешалось смотреть дела тем, кто не являлся сотрудником УВД. «Своим» позволялось, расписавшись в журнале, уносить материалы к себе в кабинеты и оставлять в сейфах, посторонним же, принесшим соответствующую бумажку, приходилось работать здесь, под неусыпным надзором старшего лейтенанта Ксении Демченко. Сегодня за «гостевым» столом сидела давняя знакомая Егорова – адвокат по гражданским делам Екатерина Семеновна, специализирующаяся в области семейного права. Ей частенько приходилось обращаться к архивным материалам, чтобы доказать в суде, что человек и раньше вел себя небезупречно, особенно если дело касалось алиментов или родительских прав.
Усталым и недовольным тоном Егоров сообщил Ксюше, симпатичной, но почему-то совершенно не обаятельной молодой женщине, какие дела ему требуются.
– И как я их тебе искать буду? – мгновенно окрысилась та. – У меня дела по номерам, а не по территориям расписаны. Мало того, что из-за тебя меня в субботу на работу выдернули, так ты еще и сам не знаешь, что тебе нужно.
– А ты найди мне карточки первичного учета из Николаевского и Октябрьского райотделов, я их вручную переберу и нужные номера выпишу. А уж по номерам ты мне и дела подберешь.
– Надо же, – фыркнула Ксюша, – алкаш, а соображаешь.