Он был здесь. Она учуяла его запах еще в подъезде, но в квартире он был невыносимым, будто он принимал ванну из туалетной воды. Рита терпеть не могла этот запах, она задыхалась от него. Рита однажды подарила ему туалетную воду Chic, чтобы обезопасить себя. На ее взгляд, эта вода была более достойная, и Маргарите нравился запах. Но он ни разу не подушился ею. Надо было еще тогда понять, что он боится жены, боится потерять ее и дочку. Да, здесь нужен противовес. К тому же он говорил, что хочет маленького, сынишку, а жена не может забеременеть. Настало время проверить его слова.

– Привет. – Он расплылся в улыбке, встал, схватил букет со столика и протянул Рите. – Ты где так долго ходишь? У меня совсем мало времени. – И он начал раздеваться.

Рита молча наблюдала за ним. Она прошла и присела на подлокотник кресла. Едва заметная улыбка появилась на ее лице. Когда он замер, в замешательстве глядя на нее, она рассмеялась.

– Да что с тобой такое? Я же говорю, времени в обрез, давай раздевайся.

– А я не могу, – вытирая слезы, выступившие от смеха, произнесла Маргарита.

– Это почему еще?

– Я болею.

– Это чем ты таким за ночь заразилась от этих придурков?

– Эй! – Марго стала серьезной. – Не говори о них так!

– Хорошо, не буду, Марго…

– И не называй меня Марго!

– Понял, Марго… рита. – Михаил сел и начал надевать джинсы. – Ну а все-таки что с тобой? – Миша встал, застегнул молнию и продел ремень через лямки на поясе.

– Я беременна, – ответила Рита.

Михаил сел, так и не затянув ремень. Он был в ступоре. Рита не ошиблась – именно этого она от него и ждала. Хотя вечно же он так не просидит, за этим может последовать что угодно. Михаил может сорваться с места и, не попрощавшись, убежать без рубахи, а вечером позвонить и сказать, что она уволена и чтобы квартиру освободила до конца недели. А может начать со слезами на глазах песню о том, что он так давно этого ждал, что его старуха (он, паскудник, всегда жену так называл, а она всего на три года старше Риты) не смогла, а она такая умница. А еще будет песня о том, что со временем он снимет квартиру просторней этой, да и сам переберется к ним. Со временем, когда он все уладит там, в той семье. Только беда в том, что это ложь, а поспешный побег – это правда. Правда, мать ее, жизни. Но так хотелось квартиру просторней, мужа и ребенка, и не со временем, а сейчас. Так хотелось лжи. Так хотелось быть обманутой, но не брошенной. Это так обидно, когда от тебя бегут как черт от ладана, узнав, что ты беременна от него же, подлеца.

– А от кого ребенок?

Вот это поворот! Неожиданно. Рита даже сначала подумала, это она в собственных мыслях представила этот нелепый вопрос.

– Что? – Она даже встала.

Михаил надел один носок, взял второй и начал натягивать на ногу.

– Я спрашиваю, кто заразил?

Надо признаться, Маргарита этот путь отхода своего любимого даже и не рассматривала. Удивил так удивил.

– Убирайся! – Единственное, что пришло на ум.

– Ага.

Он встал, надел рубаху и начал ее застегивать.

– Дело в том, если ребенок не мой…

– Я не хочу это слушать.

– А что ты завелась? Я просто спросил.

Мудак! Он просто спросил. А как насчет обидеть этим?

– То есть, – немного успокоившись, произнесла Рита, – ты даже не догадываешься?

– Ну почему? Догадываюсь. Отцом могу быть я, кто-то из твоих друзей…

– Просто уйди, – устало произнесла Маргарита. – Я не хочу тебя видеть.

Михаил встал, взял пиджак и вышел в прихожую. Вернулся в куртке.

– В общем, будем об отцовстве разговаривать только после проведения анализа ДНК.

Развернулся и вышел. Из комнаты, из квартиры, но из ее жизни вряд ли. Вот почему-то Рита была в этом уверена.

5

Он набрал сначала номер Наташи, когда та не ответила, Леша набрал Катю. У нее номер был занят. Алексей волновался. Нехорошее предчувствие сдавливало грудь. Что могло случиться в компании людей, знающих друг друга не один день? Надо было просто ехать туда и забирать Наталью, а не бежать домой смотреть хоккей. Все равно они разошлись, скорее всего, далеко за полночь. Но тогда бы его интерес к Наташе заметили все. «Детский сад! – одернул сам себя Одинцов. – Ты бегаешь за ней с пятого класса. То есть ни много ни мало почти десять лет. И только однажды удосужился сводить ее в кино».

Было еще одно. В седьмом классе. Что это было под мостом в Кузьминском парке, он до сих пор не знал. Определенно поцелуй, неумелый, но все же. Но что он означал, Наташа не сказала, а Леша не спросил ни в седьмом классе, ни в восьмом, ни сейчас. Хотя, может, она уже и забыла о нем. О поцелуе, разумеется, о себе-то он напоминал изо дня в день. А вообще, все норм – в седьмом классе первый поцелуй, в восьмом – первое свидание. В двадцать три – может, проводит до дома, ну а в сорок – возможно, свадьба. Боязнь быть отвергнутым в двадцать три по меньшей мере выглядела комично. Если это не патология, то черт знает что такое.

Леша снова набрал номер Наташи. На этот раз он решил подождать подольше. Он сидел на скамейке во дворе. Сырая осенняя погода загнала всех в маленькие неуютные квартирки хрущевских панелек, которые угрюмо взирали на одинокого человека своими серыми глазницами-окнами. Одинцову стало как-то не по себе. Будто он попал во двор давно брошенного города. Припять в центре Москве. Только детский смех раздавался откуда-то со спины. Леша обернулся. Мальчик лет десяти забирался по лесенке на горку и со смехом скатывался вниз. Его оранжевая футболка сияла, словно луч фонаря в сумраке уходящего дня. Алексей улыбнулся. Странно, конечно, что ребенок одет легко, да и почему-то один. Улыбка слетела с губ Одинцова. Он сбросил вызов и убрал телефон.

Мальчик мог сбежать из дома. Да, точно. Леша встал со скамейки. Именно поэтому ребенок одет в одну футболку и шортики. Алексей не был уверен, все-таки до горки было не меньше ста метров, но ему показалось, что мальчишка босиком. Точно сбежал, паршивец.

Одинцов перешагнул через небольшую оградку и быстрым шагом пошел к ребенку.

– Эй, мальчик! – позвал он, но ребенок был занят своими делами. Он поднимался по лестнице наверх, скатывался вниз и снова бежал к лестнице. А еще он все время хихикал. Странно, но Алексея это начало раздражать. – Эй!

Но ребенок будто сейчас был в каком-то своем мирке. В мирке, где сейчас лето и вокруг много детей. И Одинцов там был лишним. Леша подошел к горке и, когда малец пошел на новый заход к лестнице, схватил его за руку.

– Ты что, меня не слышишь?

Мальчик посмотрел на него испуганными глазами. Его подбородок мелко задрожал – ребенок готов был заплакать.

– А ну отпусти его!